Убить отступника
Шрифт:
– Я знаю.
– От Макарова?
– Да.
– Он вам все рассказал? И о Булатове и Якубовиче?
– Да… Перед смертью.
– Ладно, черт с ним, с этим Макаровым. Вернемся к графу Дубову. Он, несомненно, был порядочной сволочью, но в одном деле он оказался молодцом, да еще каким! Он единственный в России сумел сохранить свою организацию. Я принял это к сведению. Наличие в подчинении у меня тайной боеспособной организации подвигло меня к следующему шагу. Я решил организовать заговор против императора. Так сказать, предпринять вторую попытку. Я был всецело уверен в успехе. Я же обладал невероятными неземными возможностями. Так отчего бы мне не попробовать еще раз осуществить революцию. Ведь это шанс! Да еще какой! Мне, право, стоило немалых земных и неземных усилий, дабы
– Если бы вы победили в революции, что бы это дало нашей многострадальной матушке-России?
– Многое. Закон и порядок. Конституцию. Свободу для всех граждан. Но, право, есть ли теперь смысл об этом дискутировать. Вы, Александр Дмитриевич, разрушили мои замыслы, несмотря на все мои старания.
– Так оживший Цаплин – это ваша субстанция?
– Моя. Еще я вселялся в мертвого Бозатти, когда тот преследовал Дашу. Я влюбился в княжну, так же как и вы, Голевский. В тот миг, когда я увидел ее на одном балу год назад. Потом решил ее украсть, но этот Бозатти спутал мне все карты. Да, я потерпел поражение. Надо уметь достойно проигрывать. Вы оказались сильнее меня, пусть вы и земной человек, но с неземным везением и силой духа. Выйти живым и невредимым из таких переделок – это уму непостижимо! А Даша? Если бы не ее любовь, то вы бы погибли в тайге. После Дубова я пожил в теле скончавшегося дворянина Усольцева. Я следил за тобой. Хотел отомстить, но потом остыл. А тут еще Рылеев стал звать меня на третий уровень. Он в поэтическом департаменте Земного разума. Там с ним сосуществуют все знаменитые поэты прошлых лет: Омар Хайям, Шекспир, Байрон и другие. Вернее, их энергетические субстанции. Кондрат говорит, что я зря стараюсь. Он утверждает, что буквально через столетье в России совершится революция для народа, но она не принесет этому народу истинной свободы. А принесет много крови и людских жертв… Будет расцвет страны, а засим снова наступят мрачные времена. После – временная стабильность, а потом – опять революция. Все движется по кругу. Россия есть Россия. Российское сознание таково, что любит создавать трудности и героически их преодолевать. Терпеть, терпеть иго, а потом в одночасье делать революцию. Я хотел уйти, не прощаясь. Но решил из уважения открыть вам, сударь, глаза на устройство мира. Кто еще кроме меня это сделает. Я уважаю достойных соперников. А тут кончина Веры Николаевны случилась. Я решил воспользоваться неожиданно представившейся мне возможностью. Хотя, по правде говоря, шел на небывалый риск, не всякое, даже храброе сердце, выдержит такое зрелище: женщина-мертвец разговаривает мужским голосом. Браво, Александр Дмитриевич, у вас отличная выдержка и самообладание.
– Да уж, – только и вымолвил генерал. – Еще чуть-чуть, и я бы умер от разрыва сердца.
Мертвые губы Веры растянулись в улыбке – дух Пестеля рассмеялся.
– Извините, Александр Дмитриевич, что не успел предупредить вас о своем перевоплощении. Хотел вам сюрприз сделать.
– Благодарю, Павел Иванович, сюрприз удался вам на славу, что и говорить.
Самообладание уже вернулось к Голевскому. Ну и потусторонняя субстанция, ну и нечистая. По крайней мере, она настроена миролюбиво к нему и не хочет причинить зла.
Энергетическая субстанция продолжала:
– Что я хотел сказать еще. Надоело мне, Александр Дмитриевич, скитаться по чужим телам. Не стал я властителем России, да и Бог с ним. Через сорок дней, если я не вселюсь в кого-нибудь, а я точно не вселюсь, надоели эти шестилетние страдания, я перейду на третью ступень бытия – небесную. Оттуда нельзя вернуться в земную жизнь. Это слой – это весь земной разум, история, все знания, прошлое, будущее. Там далее четвертый уровень – вселенский.
– А как вы, Павел Иванович, покидали тело на время? Ведь кто-то из слуг мог посчитать, что вы умерли и запаниковать, вызвать лекаря.
– Я под страхом смерти приучил слуг и Макарова не входить ко мне, покамест не прозвенит колокольчик. На всякий случай запирался изнутри в своем кабинете: вдруг кто войдет, а я бездыханный лежу. В основном покидал свое тело ночью. Но вы, Голевский, своей неутомимой активностью и нечеловеческой неуязвимостью заставили меня даже днем покидать мое телесное пристанище. Тогда я выдумал для прислуги еще и послеобеденный сон.
– Ясно.
– Будете на том свете, Голевский, тоже привыкнете к мертвецам, как и я. А покамест желаю вам земного счастья, Александр. Как и Дарье Николаевне. Я полагаю, о нашем разговоре не следует распространяться: все равно никто вам не поверит. Пусть Бенкендорф думает о заговоре графа Дубова, а не о заговоре № 2 давно упокоенного Пестеля. Пускай этот «патриот России» вешает себе ордена на грудь. Но вам можно вешать, вы заслужили. Я умею достойно проигрывать. А теперь прощайте, Голевский! Я еще подумаю, уходить мне окончательно на следующий уровень или подождать… А пока о'ревуар, месье Голевский!
Голова покойницы, невольного медиума, безжизненно упала на подушку. Тело замерло…
Капитан вздрогнул. Из макушки умершей вдруг закурился серебристый дымок, завился красивой тонкой спиралью, поднялся вверх и превратился в серебристый шар. Он так ярко светил, что Голевский прикрыл глаза ладонью. Шар просверкал, просверкал какое-то мгновение – и исчез.
Когда Голевский вышел из спальни, на нем не было лица. На голове прибавилось седых волос. Его трясло. Присутствующие в доме решили, что он потрясен смертью Веры. Он их не стал разуверять. …Дух Павла Ивановича с насмешкой наблюдал за Голевским с высоты своего неземного полета.
Ему хотелось крикнуть напоследок капитану: «Запомни, Голевский, мы – это ОН, а ОН – это мы!», но не было для этого подходящего тела. И дух полетел прочь. Легко, свободно. Серебряный шар поднимался все выше и выше, пока не исчез в сумрачных облаках зимы.
Он видел как бы все со стороны…
Эпилог
Осенью 1832 года состоялась свадьба Дарьи Боташевой и Александра Дмитриевича Голевского. На торжественном празднике присутствовали: сам государь император Николай Павлович, члены его семьи, великий князь, сенаторы, губернаторы и конечно шеф жандармов Бенкендорф. Генерал получил от императора графский титул и весь светился от радости.
Приехал на торжество и родной брат Голевского – Никита. С женой и с детьми. Была на свадьбе и тетушка. Из Казани прибыл ее сын – Андрей со всем своим семейством.
Свадьба была роскошной. Было море цветов, поздравлений, подарков. Старый князь Боташев был безумно рад торжеству и горд присутствию на нем императорского величества и всего высшего света. Старый суворовец будто помолодел лет на десять. Так он был доволен счастьем своего единственного оставшегося чада. Жаль, что княгиня не дожила до этого светлого часа: не выдержав смерти Веры, она вскоре скончалась.
Через год у четы Голевских родился прекрасный сын, похожий на Александра Дмитриевича, а год спустя – прелестная дочь, точная копия Дарьи Николаевны.
Голевский выпустил книгу «Пословицы, поговорки и сказания народов Урала и Сибири» и написал кучу статей. Потом вышел в отставку и уехал в свое имение. Стал писать романы, которые пользовались огромным успехом у столичной публики. Дарья Николаевна сосредоточилась всецело на воспитании и обучении своих детей.
Сын пошел по стопам отца и вступил в гвардию, в Измайловский полк, дослужился до генерал-майора, дочь Голевского удачно вышла замуж за родственника Мордвинова и родила впоследствии пятерых детей.