Убить Первого. Том 3
Шрифт:
Глава 73. Меньшее зло
Самир на мгновение прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, наблюдая, как Лаут задумчиво разглядывает колодки, прикидывая, как бы сподручнее оцарапать гладкий камень пола их углом.
— Если ты пытаешься изменить рисунок колодками, чтобы обратить ток энергии вспять, то ничего не получится. Я пробовал, — преспокойно прокомментировал тигр, глядя, как парень возит окованным углом колодок по полу, не в силах поцарапать крепкий камень. Эдван не ответил ничего на слова назойливого собеседника, и с упорством шрии продолжал попытки немного изменить рисунок на полу, и таким образом создать уязвимость в одном месте на камне. Ему в голову пришло гениальное решение — не обязательно
— Идиот… — прошептал он сам себе.
— Идиот, — подтвердил тигр. Мао хрипло рассмеялся, потешаясь про себя человеческой глупостью. У Эдвана задёргался глаз, а полосатый, как ни в чём не бывало, добавил, — там столько энергии, что даже Озеро не сразу справится. Куда тебе-то…
— Завали, — огрызнулся парень.
— Ты ведь не знаком с этими местами, — продолжил Самир, — и ничего не знаешь об обезьянах с Железных гор. Так почему продолжаешь вести себя так высокомерно? — спросил тигр.
— Я не собираюсь разговаривать с приспешниками Первого. От вас не может исходить ничего хорошего. Как и от обезьян. Особенно, от этих мерзких обезьян, — скрипнув зубами, проговорил Лаут.
— Я не приспешник Первого, человек. И не владею силой жизни, — сказал тигр, прищурившись так, что морда приобрела улыбчивое выражение, чем изрядно удивил Эдвана. Правда, удивление юноши длилось недолго — он тут же нахмурился, пытаясь усмотреть в словах врага какую-то хитрость и уловку. Самир, меж тем, продолжал, — и большинство обезьян на этом руднике тоже ей не владеют. Ты знаешь, почему тебя, меня, этого блохастого ублюдка, других обезьян и тех зверей держат в одних клетках?
— Нет, — ответил Лаут, продолжая буравить тигра взглядом.
— Себя они кличут фоцианами и мнят наследниками павшей страны. Считают, что именно им суждено сменить людей и господствовать над миром. Отобрать все ваши, человеческие, достижения и создать свои. Они давным-давно утратили родство с силой Жизни, и живут здесь, в своём царстве, постоянно воюя со всеми вокруг. Мы для них просто низшие существа, не достойные никакой другой участи, кроме рабской. И говоря «мы», — Самир оскалился, — я имею ввиду всех, кто не похож на них. Вас, человеков, нас, зверолюдей и даже приспешников Первого. Потому мы и сидим в одной клетке.
— Мерзкие обезьяны, — выплюнул Лаут.
— Они бы оскорбились, услышав это. Большую часть своих обычаев фоциане переняли от людей из сгинувшей страны, — пожал плечами тигр, продолжая объяснение, — особенно одарённые. Соседи их, кстати, тоже не очень-то любят. В основном, из-за их страсти к смертельным боям пленников на арене. И чем сильнее твой боец, тем ты престижнее. Оттуда растут ноги их самой ненавистной традиции — заставлять молодых одарённых отправляться в путешествие в поисках рабов для арены. Разумеется, чем сильнее пойманный одарённый, тем больше уважения. А вы оба на второй ступени. Для тех сопляков, что дотащили сюда ваши туши, такой трофей — большая честь. Они долго здесь пыжились от гордости, рассказывая, как сокрушили вас в неравной битве. Не обманывайтесь, сюда вас засунули не за тем, чтобы дать восстановиться. Как только наши ядра сгорят и мы вновь опустимся на первую ступень, перестанем представлять угрозу для смотрителей рудника — вмиг окажемся на арене. Против них, например, — он кивнул в сторону соседних клеток, — или друг с другом. Я ведь прав, макака?! — рыкнул вдруг Самир, бросив взгляд на грустных обезьян в соседней клетке. Те в ответ лишь выпятили нижнюю губу и, состроив презрительные мины на мордах, показали пальцами непонятный Эдвану жест. Судя по всему, посыл его был крайне неприличным. Самир закатил глаза и, взглянув на парня, пожал плечами, мол, сам понимаешь.
Лаут тяжело вздохнул, переваривая то, что узнал от зверя. Он, конечно, относился к этим сведениям без особого доверия, но и отметать уже не спешил. В конце концов, он, и вправду, очень мало знал о внешнем мире. И картина вырисовывалась пока что не очень приятной. И самое неприятное в ней было то, что у него до сих пор не было доступа к атре, как и способа нормально восполнить пустоту в сосуде души. Ведь… если так продолжится, он действительно может упасть обратно на первую ступень… или даже умереть.
— Я не знаю, какое зло тебе сделали зверолюди, что ты так нас ненавидишь, — сказал Самир, — но пойми, в одиночку ни тебе, ни нам, отсюда не выбраться. Иначе, можешь попрощаться со своим ядром.
— Я тебе не верю, — покачал головой Лаут, — за твоими добрыми речами скрывается какой-то злой умысел. Ждёшь, что я утрачу бдительность, подойду поближе, туда, где достают цепи, чтобы ты мог убить меня. Как и этот ублюдок, — парень кивнул в сторону Мао, чьи огромные жёлтые глазищи светились в полумраке клетки.
— Справедливое опасение, — кивнул Самир, — но я не собираюсь тебя убивать. Мне это не нужно. А вот насчёт этого блохастого ты прав. Но он и меня задрать готов, дай только волю.
— Тогда с чего ты такой добрый? — презрительно усмехнувшись, спросил Лаут.
— Потому что я искренне следую учению нашего великого кошачьего предка, — ответил Самир, и в глубине его добрых глаз вдруг мелькнул холод, — нет никакого смысла в этой глупой, жестокой войне. Тысячи лет мы убиваем друг друга, и из-за чего? Из-за того, что какому-то демону взбрело в голову уничтожить человеков! И те, кому он дал силу, как безмозглое стадо рвутся исполнить эту злую волю, сеять смерть, ненависть и пожинать тоже самое в ответ! — тигр сделал глубокий вдох и на мгновение прикрыл глаза, успокаиваясь, — я верю, что мы должны отбросить навязанную Первым ненависть и попытаться договориться. Жить в мире с другими разумными…
— Мерзкие макаки убили на моих глазах всю мою семью, и я сам шагнул одной ногой за грань, — прошипел Лаут, — попробуй отбросить это. От тварей не может быть ничего хорошего.
— Вся деревня, в которой жил Мао, была сожжена дотла людьми с Перевала Тысячи Гроз, — произнёс Самир.
— Заткнись! — зашипел человек-рысь, тщетно пытаясь достать тигра когтями, — захлопни пасть, пёс!
— Он выжил чудом, из-за цвета, — совершенно спокойно продолжал рассказывать Самир, глядя прямо в глаза Эдвану, — там убили всех, до последнего котёнка. Свалили тела в центре деревни и сожгли вместе с домами и утварью. Я знаю это, потому что видел. Мао из нашего клана. И он примкнул к тварям Первого, как только подвернулась возможность. А ну, захлопнись, — впервые за долгое время на морде тигра проступил гнев. Он громко утробно зарычал, одарив Мао жутким взглядом могучего хищника, под которым человек-рысь уполз обратно в свою часть клетки и уселся там, буравя сокамерника испепеляющим взглядом. Вернув морде холодное, бесстрастное выражение, Самир продолжил, — мою младшую сестру, её детей, нашу мать… их всех тоже убили, выловив в лесу. Попробуй отбросить, говоришь? Уже. Раньше я тоже был таким, как вы оба. Злобным монстром, ведомым лишь ненавистью. Но потом… нашёл в себе силы вспомнить учение священного предка и осознать, что не все люди зло, ведь были и те, кто когда-то помог нашему клану. Спасли нас… меня. Так и ты должен понять, что не все мы злобные мерзкие твари. Среди нас есть много хороших разумных. Впрочем, таких, как вот этот злобный блоховоз тоже хватает… — закончил тигр, с сочувствием и жалостью взглянув на Мао, от чего последний забился в бешенстве. Однако, пытаться снова проверить на прочность цепи он не стал. Просто сидел и громко ругался себе под нос.
— Отбросить? И не отомстить?
— Разве я сказал хоть слово о прощении? — оскалился тигр, — я выследил и убил каждого, кто был повинен в смерти моих родных. Их тела были сожжены дотла и развеяны по ветру. Но с тех пор я никогда без причины не трогал тех, кто не сделал мне ничего плохого.
Выслушав тигра, Эдван впервые в жизни задумался над тем, чтобы оценить проблему с другой стороны. Слова, сказанные Самиром совершенно искренне, сумели посеять пока что совсем слабые, мелкие зернышки сомнений в его устоявшейся картине мира. Однако, ненависть, что пылала в глубине его души всё-таки была слишком сильна, а разум слишком уставшим, чтобы заставить юношу хоть что-то переосмыслить и копнуть глубже внутрь себя. Вместо размышлений над сказанным, он начал думать о том, как бы ещё нанести слово творца на пол, чтобы изменить течение силы.