Убит по собственному желанию
Шрифт:
— Смотри, какая красивая телка, — сказал один из них, тот самый, пожилой.
— Да, задница у ней что надо. Хорошо бы ее сейчас трахнуть.
— А в чем дело? Сейчас заломим её тут, да и всё, — предложил третий грузин.
Старший поморщился.
— Погоди, Вано! Мы не затем из Москвы сквозанули, чтобы искать приключения в этой дыре.
— Как скажешь, Тенгиз.
— Сколько нам еще ехать, Гиви? — Спросил Тенгиз.
— Километров пятьсот. Сегодня ночью будем на месте.
— Налей мне еще вина.
Выпив, Тенгиз снова посмотрел
— Гиви, у тебя зрение получше, посмотри, что у парня за наколка на плече?
Водитель присмотрелся и сказал:
— Малолетка, одна ходка за хулиганку.
— А, сидел, значит. Ну-ка, кликни их. Только вежливо, вежливо.
Гиви подошел к загорающим, и сказал на ломаном русском языке:
— Дарагой, уважаемая, вас приглашает к нашему столу Тенгиз Шанишвили. Подходите. Мы ждем вас.
После этих слов Касатик как-то напрягся. Когда Гиви ушел, Воля спросила его:
— Ты чего?
— Да мне интересно, это тот самый Тенгиз, или нет. Слыхал я тут про одного Тенгиза, и фамилия его тоже была Шанишвили.
— Что-то я не хочу туда идти, — призналась Воля.
— Нельзя не идти, обидятся. А таких людей лучше не обижать. Пошли, не бойся, я ведь с тобой.
Воля и Касатик подошли к импровизированному столу. И первое, на что обратил внимание Касатик — на многочисленные татуировки седого грузина. Особенно его впечатлили эполеты на плечах их нового знакомого.
— Садитесь, друзья, — сказал Тенгиз на очень чистом русском языке. — Вано, налей моим новым друзьям вина. Это хорошее вино, грузинское. Его сам Сталин пил.
Касатик стакан выпил, а Воля отказалась.
— Я не пью. Мама не велит.
Грузины засмеялись.
— А сколько тебе лет, красавица, что ты ещё маму боишься? — Спросил Тенгиз.
— Шестнадцать, — призналась Воля.
— О, совсем еще молодая!
Под взглядами этих трех пар черных глаз Воле было как-то совсем неуютно.
— Я пойду, переоденусь, — сказала она и пошла к своей одежде.
— О-о! Какой персик! — Сказал Гиви по-грузински.
— Грех его не откусить, — согласился Вано.
— Ну-ка, хватит! — Оборвал их Тенгиз. — Невежливо при гостях говорить на другом языке. Тебя как зовут, брат? — Обратился он к Сергею.
— Касатиком все кличут.
— Закусывай, Касатик. Вот киндза, вот сулугуни, вот бастурма. Гиви, отрежь гостю еще бастурмы. Ты где сидел, Касатик?
— В Воркуте. На пятерке.
— Малолетка?
— Да.
— Племянник у меня там парился две пасхи, Андроник Шанишвили. Не знал такого?
Касатик кивнул головой.
— Как же, знал. В одной роте были, в одной семье жили.
— Вот мир тесен. Давай выпьем за это, Касатик. Мы, выходит, с тобой почти братья.
Они выпили, и Тенгиз кивнул в сторону Воли.
— Твоя подруга?
— Моя.
— Сколько просишь за один раз?
— Ни сколько. Не продается.
— Да ну? Чего так?
— Для себя берегу. Она еще целочка.
— О-о! Хотел кусок за нее предложить, а придется три. Ну что, договорились?
— Нет.
— Какой ты плохой парень. Тебя учили уступать старшим?
— Не во всем. Эта моя девушка.
— Это ты так думаешь, дорогой. Я скажу — и она будет нашей девушкой. Ты что, хочешь пойти против меня? Ты знаешь, кто я?
Касатик облизал губы, но упрямо тряхнул головой.
— Знаю. Но все равно — она только моя.
— А вот это зря.
Тенгиз коротко сказал что-то Гиви, и тот, улыбнувшись, поднялся на ноги. Удар ногой в солнечное сплетение был для Касатика неожиданен и страшен, так что он согнулся от боли, и, упав на бок, захрипел. А грузины все втроем направились к кустам, где переодевалась Воля. Через минуту оттуда послышался женский крик.
Они долго не могли справиться с бьющейся в истерике девушкой, хотя Вано держал ее за ноги, а Гиви за руки. Тенгиз же рвал с нее платье и нижнее белье. Когда одежды на ней не осталось совсем, Тенгиз коротко ударил девушку туда же, куда до этого Гиви бил Касатика. И Воля захлебнулась воздухом и перестала сопротивляться.
— Ну вот и все, дорогуша, — сказал Тенгиз, снимая свои трусы.
В это время из-за кустов показался Касатик. Он едва шел, согнувшись от боли, но в его руках был нож грузин, которыми они только что резали бастурму, и он сразу пустил его в дело. Тенгиз, уже готовившийся получить удовольствие, вдруг увидел, как горло Вано как-то сразу окрасилось красным цветом, и кровь фонтаном ударила во все стороны. Он не успел ничего сказать, как второй удар ножа достался Гиви и пришелся тому в глаз. Гиви взвыл, и, отпустив руки девушки, начал кататься по земле.
— Ты чего творишь! — Закричал Тенгиз на Касатика. — Ты знаешь, что тебя ждет!…
Касатик не стал дожидаться перечня ожидающих его кар, а просто воткнул финку в сердце старого вора. Тот только жалобно всхлипнул и сразу обмяк. Касатик же выдернул нож, и, подойдя к стонущему Гиви, одним ударом в сердце добил и его. Потом он бросил нож, опустился на колени и прижал к себе рыдающую Волю. Все лицо и тело ее сейчас были залиты чужой кровью.
— Ну, ну, что ты, Волечка! Всё прошло, всё хорошо, все эти козлы получили свое. Я же обещал тебя защищать, я все сделаю, чтобы тебя никто не коснулся. Успокойся, успокойся, родная моя!
Воля успокоилась действительно очень быстро.
— Как я сейчас… умоюсь? — Всхлипывая, спросила она. — Я же голая. А вдруг кто-то…
— Сейчас, — успокоил ее Касатик. — Что-нибудь придумаем.
В багажнике машины он нашел ведро, и ему пришлось сходить к реке пять раз, чтобы Воля смыла со своего тела чужую кровь. Затем Воля кое-как связала разорванное платье, сверху Касатик накинул на нее пиджак одного из грузин. Потом они таскали трупы в машину, грузили их на заднее сиденье. В багажник Касатик закинул все, что осталось от обеда грузин, нож и их одежду.