Убит по собственному желанию
Шрифт:
— До свидания, — говорит второй пристав. Коник кривиться:
— Да уж не дай боже! Век бы вас всех не видеть!
Они все выходят из подъезда, садятся в машины и отъезжают. Минут через десять из дома вышел и Коник. Он сел в маршрутку и поехал куда-то в центр города. За ним неотлучно следовала машина с операми. Вот Коник зашел в ЦУМ, прошел через большую часть зала и скрылся в отделе, торгующем дисками. Вскоре он вышел оттуда с рослым крепышом с окладистой бородкой. Они вышли из здания, закурили, и Коник начал ему что-то рассказывать, активно махая руками. Бородач явно злился, что-то выговаривал собеседнику.
Колодников, наблюдающий за этой беседой из машины, доволен.
— Похоже, это и есть третий член банды. И по приметам весьма похож. Мне кажется, это и есть главарь. Паша…
Зудов, сидящий на переднем сиденье, в это время снимал всю сцену на видеокамеру:
— Узнаю про него все, не переживай.
Тут в машину подсел уже успевший переодеться в гражданку Астафьев. Он доволен.
— Ага, прибежал!? Как я его с мобилой подцепил?
— Молодец! Что-нибудь еще там нашел? — Спросил Колодников.
— А как же! В прихожей шапка с прорезами для глаз, в зале в шкафу камуфляж, на кухне штук двадцать патронов к Макарову. В банке из-под чая.
— Хорошо! Хоть что-то ему можно будет предъявить.
Глава 18
В это же время Мазуров в белом халате, накинутом на плечи, шел по коридору Торского психдиспансера. Его сопровождал сам главврач сего печального учреждения. В палатах без дверей было видно сидящих и лежащих на кроватях людей, некоторые из них заинтересованно глазели на нового человека. Но Мазуров не обращал на это внимание. Для него сейчас главное — слова доктора:
— Он попал к нам из инфекционного отделения, — рассказыл тот. — После того, как его подобрали в лугах, думали, что у него были просто ушибы. Но потом догадались сделать анализы и выявили у больного мышиную лихорадку. Стало понятно такое его бредовое состояние и вообще… То, что он выжил, это просто чудо. С такими травмами, с такой болезнью редко кто выживает.
Мазуров пояснил:
— Он зэк, а они живучие, поверьте мне, я их много повидал. Выживет там, где нормальный человек крякнет. А потом что было?
— Потом он начал поправляться, начал приходить в себя. Так как у него был перелом нижней челюсти, он долго не мог говорить. А потом заявил, что он не помнит, кто он, не знает, откуда. Делал он это вполне логично, никаких подозрений у нас не возникло. Мы и объявили его в розыск. Вот его палата.
Они прошли в дверной проем, конечно, без дверей. На кровати лежал вниз лицом человек. Мазуров подошел к спящему человеку, несколько секунд рассматривал его. Потом он изменился в лице, брови поднялись высоко вверх. Мазуров нагнулся и тронул спящего за плечо:
— Николай, посыпайся!
Тот перевернулся лицом вверх, и Мазуров кивнул ему:
— Ну, здравствуй, Николай Савельев. Привет тебе от сестры, Ирины, только сегодня ее видел. Скажи мне, Колян, за что ж ты убил своего лучшего друга, Касатика?
Колян поднялся с кровати, сел:
— Я почему-то так и думал, Иван Михайлович, что вы за мной приедете. Не думал только, что так быстро.
— Так все-таки, Николай, за что ты убил Касатика? — Настаивал Мазуров.
— Да, это все Шмыга. Его давно надо было грохнуть, еще там в зоне. Его там не опустили только потому, что Касатик за земляка заступился. А тут припер он нам эту водку на Россошь, сам чуть не пузырь выжрал и давай понтовать. Толкал нам, что Конопля предлагал ему короноваться, что он на пересылке в Вологде был смотрящим. Я ему для правилова по сопатке раз съездил, тут он козырей своих и выкатил…
Берег реки, вечер, надсадно квакают многочисленные лягушки, горит костер. Шмыга летит на землю после удара Коляна, утирает разбитый нос и, с ухмылкой говорит:
— А зря ты, Колян, свои шатуны распускаешь. Я ведь могу Сашке тебя сдать с потрохами.
Шмыга — высокий, худощавый парень с нагловатой улыбкой на лице. Колян встает над ним, с издевкой в голосе спрашивает:
— Чего? Ты чего тут еще на гнилом базаре ботвой торгуешь? Еще по хлебальнику хочешь? Смотрящий хренов! Скажи еще, что ты зам Папы Римского по всему Поволжью.
Тут в разговор вступает и Касатик. До этого он спокойно лежал около костра, лениво почесываясь от укусов комаров.
— Да, обломись, ты, Шмыга, а то и я тебе добавить могу. Не посмотрю, что мы с тобой в одном дворе выросли, настучу только так по хлеборезке.
Колян отходит, Шмыга поднимается с земли, потом с ехидной улыбкой говорит:
— А вот зря ты своего друга защищаешь, Сашок. Он ведь в марте вышел, как раз после меня, а квартира его как раз напротив моей. Я же все вижу, Колян, я же все замечаю!
Тот по-прежнему его не понимает, садится около дерева:
— Что ты видел, полудурок? Что ты там мог видеть?
— А то, что твоя жена — Нинка, — он обернулся к Касатику, — Сашок, к нему через день прибегала. Да надолго так!
Касатик взвивается в воздух и бьет сидящего Коляна ногой по ребрам. Тот поражен этим.
— Ты чего, Сашок, обурел совсем? Ты кого бьешь?!
— Бегала, значит, моя гнида толстожопая к тебе? Трахал её, да!? Трахал!? Ты давно ее трахнуть хотел, еще со школы клинья к Нинке бил. Да я тогда тебе дорогу перешел.
Колян между тем медленно поднимается на ноги.
— Да ты кому веришь, Сашок, кому?! — Спрашивает он. — Чтобы я жену лучшего друга, который еще на нарах чалиться, трахнул? Ты кому веришь, этому козлу?!
Шмыга ехидно улыбнулся.
— За козла еще ответишь, Колян! Я вот богом клянусь, что это было!
Шмыга показательно, с оттяжкой крестится. Озверевший Касатик со всей силы бьет Коляна по лицу, тот летит на землю, у него сломана челюсть, и он ничего уже не может сказать. Между тем Касатик продолжает наносить ему один удар за другим. Колян пытается подняться на ноги, но это получается у него только с третьего раза. И поднимается он уже с ножом в руке. Он машет им перед собой, но Касатик словно не видит угрозу, а Колян не может сказать ни слова. Касатик снова прыгает вперед, Колян уворачивается от удара, но Касатик спотыкается об корень тополя, и падает вперед, как раз на отставленную в сторону руку с ножом. Они сталкиваются, и на лице Касатика появляется гримаса боли, затем он начинает медленно сползать на землю. Колян так же теряет равновесие, они оба падают…