Убить сову
Шрифт:
— Мне ничего не нужно, — сказала я, наконец обретя голос. Я забрела сюда случайно, собирала травы.
Гвенит — я уже слышала это имя, но не знала...
— Ничего не приходит случайно. Раз ты не искала меня, значит понадобилась ей. Она способна позвать разными путями. Должно быть, она увидела что-то в тебе, — старуха тяжело посмотрела на меня. — Ага, я тоже это вижу. — Она указала на хижину. — Идём к ней.
Мне этого совсем не хотелось, но под пристальным взглядом старухи я подошла к двери и нырнула внутрь. Рваный серый свет проникал сквозь дыры в соломенной крыше. Утоптанный сырой земляной пол вонял мочой. С потолочных балок свисали пучки сухих трав, но их
Той, к кому привела меня сюда старая Гвенит, не было видно. Старуха, должно быть, заговаривается, совсем не удивительно, когда живёшь одна в таком месте. Может, вообразила, что в доме её ждёт давно умершая мать. Старики часто впадают в детство, им кажется, будто их близкие рядом и всё ещё живы. Словно призраки приходят за ними, чтобы увести за собой. Я повернулась к двери.
Уже на пороге меня остановил чуть слышный шорох. Я резко обернулась, сердце застучало, я отчаянно пыталась понять, что это, и боялась пошевелиться. Когда глаза привыкли к тусклому свету, я увидела, что угол хижины отгорожен куском ткани, как занавеской. Звук исходил оттуда. Я осторожно приподняла ткани кончиком ножа и ахнув отскочила назад.
В углу, поджав ноги, сидела девочка в тонкой рваной рубашке, спутанные рыжие волосы рассыпались по плечам. На бледном лице горели кошачьи зелёные глаза. Это была Гудрун. Она сидела совершенно неподвижно, но при этом всё её тело извивалось и корчилось. Я разглядела, что именно движется, и содрогнулсь от ужаса. Тело покрывали гадюки. Они сплетались вокруг неё, скользили в волосах, оборачивались вокруг шеи. Чёрно-жёлтые браслеты обвивали запястья. Девочка поднесла их к лицу, её розовый язычок замелькал, высовываясь изо рта и снова прячась, а змеи касались его своими языками. Внезапно она посмотрела прямо на меня. Губы раздвинулись, как в улыбке, но изо рта не исходило ни звука.
Я бросилась прочь из хижины и побежала с холма вниз, той же дорогой, как шла сюда, спотыкаясь и скользя на склоне, почти не обращая внимания на колючие ветки, цепляющиеся за одежду и ноги.
— Что случилось, Беатрис? За тобой как будто гнались демоны ада.
— Меня напугала старуха, она живёт там, наверху.
Кэтрин взглянула вверх, на склон холма.
— Наверное, старая Гвенит? Пега говорила, она живёт неподалёку, но я никогда не знала, где именно. Пега сказала, у неё есть дар ясновидения. Говорят, к ней опасно подходить близко. — Она испуганно посмотрела на меня. — Она тебя не прокляла?
Я покачала головой.
— Там была ещё старухина внучка.
Глаза Кэтрин удивлённо расширились.
— Ты видела Гудрун вблизи? Обычно она убегает прежде, чем кто-нибудь приблизится. Какая она?
Я покачала головой, вспоминая, что видела. Змеи! Это были настоящие змеи? Трудно что-то разглядеть в том полумраке. Кому не случалось, идя в полутьме по дороге, увидеть стоящую на пути старуху, которая вблизи оказывается сломанным деревом? Может, это был просто морок.
— Я... я не очень хорошо разглядела. Идём, ты же не хочешь опоздать к вечерне?
Я знала, что от страха опоздать хоть куда-нибудь, Кэтрин забудет о своём любопытстве.
По дороге к бегинажу мы увидели направляющуюся к воротам торжественную процессию. Четверо мужчин несли на носилках укутанное тело. Серый монах уверенно
Я схватила Кэтрин за руку и оттащила назад.
— Дождёмся, когда они повернут к церкви. Перейти дорогу похоронной процессии — плохая примета. Помолимся за отошедшую душу, кем бы она ни была.
Но, к моему удивлению, процессия не свернула к деревне. Вместо этого они подошли к входу в бегинаж и опустили носилки на землю. Монах потребовал впустить их, Привратница Марта, появившаяся изнутри, решительно захлопнула перед ними ворота, но они ждали, и мы тоже ждали, не желая приближаться, пока они не уйдут. Вскоре к ним вышла Настоятельница Марта с несколькими бегинками, которые занесли носилки внутрь. Монах и плакальщицы развернулись и медленно, той же дорогой, двинулись обратно, поддерживая друг друга, как в великом горе.
Кэтрин озадаченно посмотрела на меня.
— Почему они принесли к нам этот труп?
— Должно быть, я ошиблась, и это не покойник, а кто-то очень больной. Нам лучше поторопиться, Кэтрин. Целительнице Марте могут понадобиться эти травы.
Настоятельница Марта
Привратница Марта позвала меня, как только её острые глаза заметили процессию на дороге. Через окошко в воротах мы смотрели, как те люди медленно приближаются к нам. Даже отсюда я видела, что Андреа завёрнута с ног до головы, как мёртвая. Возможно, они боялись, что соберутся зеваки, если её узнают, или она сама попросила закрыть лицо, чтобы не смотреть на внешний мир. Казалось, процессия почти не приближалась, они еле ползли, как будто проделали долгий путь. Они несли святую женщину, но шли безрадостно, тяжёлой походкой. Должно быть, мне не всё о ней рассказали. Наконец, носилки поставили у моих ног. Завёрнутая фигура выглядела огромной, совсем не та тень женщины, которую я помнила. Может, это ошибка? Кого они к нам принесли? Я вопросительно взглянула на францисканца.
— В последнее время Андреа очень изменилась, — только и сказал монах.
То же самое говорила мне и Хозяйка Марта после Майской ярмарки. Надо было послушаться и ещё тогда навестить Андреа.
Бегинки перенесли Андреа в отдельную комнату, которую мы ей приготовили, и подняли на кровать. Она стонала, как будто каждое движение причиняло ей боль. Я отослала женщин, мы остались вдвоём с Целительницей Мартой, и я сняла покров с лица Андреа. Создание под ним было неузнаваемо.
Я поспешно перекрестилась. Господь милосердный, как молодая, красивая, набожная женщина могла дойти до такого! Андреа вся отекла, конечности раздулись так, что она не могла сжать пальцы. Тонкое, нежное лицо распухло, будто ее покусал целый рой пчел, глаза едва открывались.
Целительница Марта размотала повязку на голове Андреа. Остатки волос шевелились от вшей. В гноящихся ранах кишели личинки. Когда мы с Целительницей Мартой повернули её на бок, чтобы разрезать и снять грязные тряпки, то увидели, что спина тоже покрыта глубокими ранами из-за того, что она неделями лежала без движения на соломенном тюфяке. Кожа под мышками воспалилась и мокла. Андреа задыхалась так, что больно было смотреть.
— Теперь ты среди сестёр, ты в безопасности, Андреа, — сказала я, но вряд ли она слышала или понимала, что мы делали.