Убить ворона
Шрифт:
Лет до тридцати опыт общения с женщинами у Александра был довольно конкретный. Он делил их на четыре категории. В первую входили женщины, с которыми хотелось заниматься сексом, не тратя лишних слов и времени на ухаживания. Он готов был в отношении них согласиться с определением Зайдулина – стервы. Для второй – он старался употреблять юридические термины типа «допрос», «экспертиза», проводить деловые переговоры и ничего более. В отдельную категорию были выделены жены его друзей и коллег – с ними он научился легко улыбаться и вести поверхностные бесполые беседы. Четвертая состояла из женщин, яростно оказывавших сопротивление любому мужскому началу, которых хотелось страстно добиваться, и сам процесс этой борьбы доставлял столько удовольствия, что Турецкий, бывало, очень расстраивался, если победа доставалась легко. Александр сразу определял категорию встреченной им женщины и четко намечал линию поведения по отношению к ней.
После тридцати накопившийся опыт общения с женской половиной позволил Турецкому обнаружить пятую категорию – женщин, искренне колеблющихся в любой момент общения с мужчиной. Прежде он считал, что все женщины знают, несмотря на двусмысленность их поведения, чего они хотят в тот или иной момент. По крайней мере, вопрос, хочет она с тобой спать или нет, решался женщиной быстро. А будет ли она это делать и почему – это было уже второе и третье. И над этим приходилось порой ломать голову. Но для женщины последней категории вопрос, хочет ли она с тобой лечь в постель или нет, мучительно решался ею даже после того, когда она позволяла мужчине снять с себя нижнее белье.
В квартире у Савельевой Турецкому показалось, что он встретил женщину из пятой категории.
Закончив разговор, Елена Георгиевна с явным облегчением повесила трубку.
– Я была уже сегодня в прокуратуре, но ни вас, ни Валентина Дмитриевича не застала, – сразу, без предисловий обратилась она к Турецкому. – Что с моим мужем? Как мне все это понимать?
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – сказал следователь стандартную для подобных случаев фразу. – Есть разные версии. Одна из них, что, может быть, останки вашего мужа оказались вне обломков самолета, – Александр заметил, как Савельеву нервно передернуло от слова «останки». – Такое бывает. – Турецкий помолчал, прежде чем сказать следующее. – Но может быть, вашего мужа не было в самолете в момент катастрофы.
– Как это – может быть? – широко распахнула глаза Савельева.
– А вот это предстоит выяснить. И надеюсь, что вы сможете нам помочь.
Елена Георгиевна неопределенно пожала плечами.
– В беседе со следователем Сабашовым вы сказали, что ваш муж всегда брал в полет фотоаппарат марки «Никон», – Турецкий взглянул на множество развешанных на стенах фотографий. Турецкий с любопытством отметил, что среди всех этих пейзажей был всего лишь один портрет Елены. «Не любил Савельев снимать свою жену», – подумал следователь.
– Да, всегда, – подтвердила Елена. – И в тот раз тоже.
– Вы не могли бы показать документы на фотоаппарат? – попросил он вслух.
– Пожалуйста, – не сразу сказала Елена.
Она несколько секунд вспоминала, где их искать. Потом подошла к книжному шкафу и встала на стул.
– Вам помочь? – предложил Турецкий.
– Давайте уж я вам буду помогать, – со странной улыбкой ответила Елена Георгиевна.
В какой– то момент она почувствовала, что Турецкий ее рассматривает. И не просто рассматривает, а по-мужски оценивает. Елена была одета в легкие широкие брюки и свободную майку навыпуск. Но под свободной одеждой без труда угадывалось упругое тело. Движения ее были исполнены природного достоинства. Александр знал, что редко встречаются женщины, у которых любой жест, обычное движение руки, незначительный поворот головы наполнены таким будоражащим женским магнетизмом.
Елена нашла нужные документы. Когда она сходила со стула, Турецкий оказался рядом и подал ей руку.
– По-моему, вот это, – протянула она бумаги следователю.
Он нашел в документах номер фотоаппарата, который, конечно, не совпадал с номером найденного среди обломков. Пришлось составлять протокол добровольной выдачи документов на пресловутый фотоаппарат. Пока Турецкий составлял документы, Елена вопросительно смотрела на него, ожидая разъяснений. Он чувствовал совсем близко ее дыхание, но долго ничего не говорил.
– Я могу сказать только одно, что в самолете найден не этот фотоаппарат, – наконец нарушил молчание следователь.
– Он жив! – невольно вырвалось у Савельевой.
Турецкий отметил, что в голосе Елены послышались не только радостные, но и мучительные нотки.
«Наверное, это можно понять, – подумал он. – Если его не было в самолете, для нее теперь встает сразу много вопросов: почему не было? Где он был тогда? И где находится сейчас?»
В этот момент раздался звонок в дверь – электрический птичий щебет. Елена Георгиевна пошла открывать.
На пороге стояла мать Савельева – высокая брюнетка с суровым выражением лица.
– Здравствуйте, Ирина Васильевна, – несколько напряженно сказала Елена Георгиевна. – Проходите.
Мать Савельева не ответила на приветствие. Чувствовалось, что отношения между свекровью и невесткой натянутые. Свекровь, помедлив, зашла в прихожую, но вдруг остановилась, увидев на вешалке чужую мужскую одежду. Она криво усмехнулась и уничтожающе посмотрела на невестку. Елена тут же приняла независимый вид, ясно давая понять, что ничего объяснять не собирается. И уж тем более оправдываться.
– Если Андрей окажется жив, он вернется к тебе только через мой труп! – жестко бросила свекровь Елене.
– А это уже буду решать я! И только я! – с тихой уверенностью парировала Савельева.
Две женщины еще несколько секунд с ненавистью смотрели друг другу в глаза. Елена холодно, с превосходством улыбалась. А свекровь – еле сдерживалась, чтобы не ударить ее.
– А вы зачем, собственно, пришли? – спросила Елена Георгиевна.
– Ни за чем! – выкрикнула Савельева, и Турецкий услышал, как громко хлопнула входная дверь.
Елена вернулась в комнату не сразу. Ей было не по себе: и потому, что произошла отвратительная сцена со свекровью, и потому, что Турецкий стал ее свидетелем.
– У вас не будет сигареты? – обратилась она к Александру.
Он протянул ей открытую пачку. Она дождалась, когда он поднесет зажигалку к ее сигарете, при этом с неприятным любопытством, бесцеремонно взглянула ему в глаза. Турецкий усмехнулся про себя. «Женщина в отчаянии, – охарактеризовал он Елену в этот момент, – однако держится молодцом!» Елена неумело затянулась. Угадывалось, что курила она редко.