Убить ворона
Шрифт:
Голуби, почувствовав присутствие человека, громко ворковали. «Сколько же дней они не кормлены?» – подумала Елена.
Наконец ключ был найден между досками чердачного каркаса. Она открыла дверь голубятни. Все для нее здесь казалось необычным. Савельева подумала, что именно в этом полутемном небольшом помещении Андрей отсиживался, когда они были в ссоре. Сюда же уходил, когда хотел побыть один.
Голуби, забившись в угол, встретили Елену недоверчиво. Это были холеные, породистые птицы. Савельев не скупился, тратясь на них. Вода в птичьих поилкам была выпита наполовину. Елена прежде всего насыпала голубям разный корм из пластиковых бутылок. Потом сменила воду.
Оглядевшись по сторонам, Савельева вдруг заметила на дальней стене несколько фотоснимков.
«Удивительно, как интересно бывает, – думала Елена, – только с тобой что-то случается, и тотчас же ты наталкиваешься на подобную ситуацию в какой-нибудь телевизионной программе или в книге». Она сидела у себя дома перед телевизором и смотрела документальный фильм о жизни цирковой семьи, в котором рассказывалось о любовном «треугольнике».
Героиня фильма с грустной улыбкой говорила: «Вот я всегда думала, как же женщина узнает об измене мужа? Ну как? Одна говорит, что ей сказали, другая – что почувствовала, третья – что увидела своими глазами».
«А я узнала в голубятне», – усмехнулась Елена.
«И мне всегда казалось, – продолжала героиня, – что я настолько бестолковая и потому не узнаю об этом никогда!»
«Я тоже, значит, бестолковая, – вторила женщине из фильма Елена. – Ведь ничего не чувствовала».
Елена не испытывала сейчас ревности. Может, оттого, что после всего пережитого не осталось сил на какие-либо чувства – и на ревность тоже. Хотя нет. Чувства все же были. Она не хотела в этом признаваться, но ее мучило чувство досады. И было до слез обидно и жаль себя. Она так переживала из-за Андрея, уже почти похоронила его, потом изводилась от неизвестности, а он просто сбежал к другой бабе! Боже! Как пошло!
Елена взглянула на фотографию женщины с голубями. Женщина рекламно улыбалась. «Обыкновенная смазливая пустышка!» – оценила Савельева соперницу. Ей стало особенно неприятно, что женщина на фотографии была в летной форме.
«Интересно, это Андрей подарил ей летную форму?» – с неприязнью подумала она.
В первый год их семейной жизни он преподнес Елене в подарок точно такую же. И после любил фотографировать жену именно в ней.
«Он не особенно разнообразен в проявлении внимания к женщинам, – подумала Елена о муже. – Повторяется. И наверное, говорил ей те же слова, что и мне».
Елена продолжала изучать снимок.
«Кто она?» – думала Савельева о сопернице.
«Когда появилась эта женщина, – говорила о своей сопернице героиня фильма, – все это было настолько больно!»
«А мне вот нисколько не больно!» – огрызнулась на слова цирковой артистки Елена.
«Но почему он не объяснился? – продолжала размышлять Савельева. – Я бы все поняла. Жизнь есть жизнь. Хотя бы записку оставил. Намекнул как-нибудь».
И вдруг ее словно жаром обдало. Елена вспомнила, как они ссорились с Андреем за несколько дней до авиакатастрофы и она вгорячах крикнула ему:
– Скорей бы ты улетал в свою Индию. Хоть вздохнуть без тебя немного.
И муж очень серьезно ей тогда ответил:
– Вздохнешь скоро, не волнуйся.
– Зачем ты так, Андрей? – пошла Елена на попятную.
Савельев с упреком, как бы желая уколоть ее – так ей, по крайней мере, показалось тогда, – бросил ей:
– Мне кажется, я когда-нибудь не вернусь в этот дом, – он некоторое время молчал, а потом тихо добавил: – Может, даже очень скоро.
«Что он имел в виду?» – не раз думала потом Елена. И успокаивала себя тем, что муж сказал это в пылу ссоры, чтобы сделать ей больно. Теперь она многое понимала. Его раздражительность, холодность, недовольство последних месяцев. «Он просто никак не мог принять решение. А там, – Елена взглянула на фото, – наверняка заставляли определяться». Эта дамочка – не Елена. Такая делиться ни с кем не будет: наверняка жестко поставила Андрея перед выбором, вот он и сбежал. Без объяснений и сборов.
Это было на него похоже. Шесть лет назад Андрей точно так же уходил от своей первой жены к ней. Этот уход растянулся почти на год. Так же, не желая честно все рассказать жене, он довел ситуацию до того, что двум женщинам пришлось объясняться друг с другом и принимать решение без него.
Савельева некоторое время сидела молча с закрытыми глазами.
«Как же я хочу его увидеть!» – неожиданно для себя самой подумала она о Турецком.
Глава 30. РАРИТЕТ
Он очнулся от холода и ломоты в костях на ковре в полутемной комнате. Тусклый свет, едва пробивающийся из отверстия под потолком, позволял разглядеть убогую окружающую обстановку. Мебели почти не было, лишь в противоположном углу держался прислоненный к стене трехногий стул да древняя тахта с валиками возвышалась рядом. Турецкий пошевелился, в руки и плечи ядовито ужалили веревки. «Что же со мной произошло? – вопреки железным молоточкам, которые беспрерывно стучали в висках, старался анализировать ситуацию Турецкий. – Как я оказался здесь? Где я, наконец?» Он закрыл глаза и потихоньку задремал. В воспаленном мозгу, словно наяву, восстановилась картина – ванная, юное создание с полотенцем. «Полотенце! Конечно, полотенце! Эта девица приносила мне по чьему-то заданию пропитанное каким-то наркотическим средством полотенце. А я тоже хорош, посмеялся над ее ошибкой! Думал, она забрела поставить подслушивающее устройство, да просчиталась, наткнулась на меня. Хорош, опытный следователь. Юное создание надуло матерого пса. Да-а! Вот и получается, что разведчик, как и сапер, ошибается раз в жизни. И все же самое главное теперь не это. Не прошлые, хоть и досадные промахи. Самое главное – понять, чего им, собственно, от меня нужно. И кто они, мои тюремщики».
Во второй раз он очнулся от лязга оружия и громкого разговора. Неподалеку от него, прямо на ковре, расположились кружком бородатые мужчины в бесформенных одеждах. Они что-то оживленно обсуждали, некоторые тут же разбирали автоматы, чистили стволы, за спиной широкоплечего мужчины визжал кем-то затачиваемый нож. По центру, на подушке от трехногого стула, сидел, скрестив под себя ноги, немолодой человек с быстрым взглядом черных зрачков. Таскавшие голыми руками из казана плов собравшиеся люди почтительно предоставляли первое право «горсти» этому чинному мужчине. Насытившись, орда разлеглась лучами от центра импровизированного стола и принялась раскуривать цигарки. Пряно запахло анашой. Турецкий невольно застонал от причинявших ему мучения веревок. Повисла тишина. Старший что-то резко сказал одному из подчиненных. Двое из мужчин вскочили и подтащили Турецкого к центру бывшей трапезы. Произошел какой-то легкий переполох, все волновались и оглядывались на дверь. Наконец в свете лампочки, провод которой был привязан скотчем к клеммам аккумулятора, появился молодой пакистанец. Вероятно, это был переводчик. Турецкого подняли, прислонили к стене, но не развязали.
– Ваше имя? – Вопрос прозвучал на чистейшем английском языке.
– Мистер Роуз. Роуз Стенли Мари. Чего вы от меня хотите? Я историк. Приехал в Пакистан для изучения хараппской цивилизации первого тысячелетия до нашей эры.
Старший нетерпеливо махнул рукой. Турецкого ударили под ребро, но ударили легко и беззлобно, словно предупреждая, что оправдаться ему не удастся.
– Вы не поняли, нас интересует ваше подлинное имя.
Турецкий решительно растерялся. Во всей его бурной жизни такие моменты можно было пересчитать на пальцах одной руки. Если бы ему удалось понять, кто, какая организация задерживает его, Турецкий имел бы возможность сориентироваться. Но отсутствие информации полностью парализовало деятельность. Единственное, что было очевидным: эти люди – бандиты, неофициальная структура, которая, судя по операции с его захватом, имела весьма разветвленную и хорошо организованную сеть. Скорее всего, это известная террористическая организация «Исламское возрождение». А раз так – нужно выиграть время, иметь возможность спокойно оценить ситуацию, нужна передышка.