Убить ворона
Шрифт:
– Скажи лучше, почему так долго? Я такую фанеру не могу хранить долго. Я ведь тратить начну.
– Я тебе начну. – У того, очевидно, не было чувства юмора. – Где Носов, на месте?
– На месте, где ж ему быть.
– Я ему тут еще одного работничка привез.
– О-о, ну, этому он не обрадуется.
– Это почему же?
– Да у нас тут только вчера сокращение производилось.
– Это как же?
– Да что ты заладил – почему же? как же? Очень просто. Заводик простаивает – с материалом глухо. А этих козлов кормить надо.
– А как же вы их сокращаете?
– Пулей в лоб, так и сокращаем, понятно?
– Понятно.
– Ну, давай его сюда, поглядим. Если здоровый – то ничего, это мы гнилье сокращаем.
Двое моих мордоворотов встали. Дверь изнутри отперли, и меня вывели наружу. Мы были в лесу.
– Ну у него и харя, просто уголовная, – сказал «покупатель», глядя на меня. Надо сказать, что у него была не лучше.
– А чего тебе харя? – «Продавец» оказался совсем стариком. – Главное, чтобы руки-ноги.
– Не скажи, главное, чтобы дисциплина. Ну, давайте, – обратился он к моим мордоворотам. – Ведите его на базу в отстойник.
Меня повели. Пройдя метров двести по лесной тропинке, я понял, что идти мы еще будем долго. Я-то был не прочь прогуляться. Было время подумать. Стоило ли мне вообще туда идти. Может, лучше теперь грохнуть этих и дернуть? Но что-то мне говорило: иди! Иди! Все будет хорошо, замечательно даже.
Настроение было праздничное. Удивительное дело это настроение: когда все хорошо – грустят люди, когда все плохо – радуются. Ну, в общем, шел я, вдыхал воздух и наслаждался природой. Истосковался я по ней с этой вокзальной жизнью.
Наконец мы уткнулись в частокол. Перед нами открылись ворота, сплетенные из толстых веток. Ворота открыли какие-то смуглые оборванцы – цыгане, наверное. Мы прошли ворота – перед нами открылось удивительное зрелище. Огромное поселение разлеглось прямо под широкими, плотными шапками высоких сосен. По всему было видно, что хозяевам не хотелось бросаться в глаза вертолетчикам. Проходя мимо хвойных строений, я наблюдал странных людей. Лица их были бледны, а главное – на их ногах были… кандалы! Самые настоящие кандалы. Потом мы прошли, пригибаясь, под навесом с матерчатыми листочками… Забыл, как он называется, этот навес. Ну, знаете, конечно, – как у военных, для конспирации. И пришли ко входу в какую-то землянку.
– Проходи и сиди тихо, – сказал один из провожатых.
Я оказался в глубокой, но сухой яме. Света почти не было, но он мне был не нужен, чтобы достать из кармана выкидуху. Удивительно, что эти идиоты до сих пор не обыскали меня. Может быть, я сделал излишнюю предосторожность, но все же перепрятал нож из кармана в ботинок. Как вы думаете, где я оказался? Что это было за место? Какой такой завод? Какие материалы? Ясно было только одно: я был чем-то вроде раба, именно раба, даже не заключенного. Меня разбирало любопытство. Такого я себе даже представить не мог. Я – раб на плантации. Но кто они, мои хозяева? Ведь не могут же так просто обычные гады без крыши устроить в Подмосковье маленькую гитлеровскую Германию? Нет, они должны быть не простыми ребятами. И та фанера, о которой шла речь подле грузовичка, тоже не могла быть обычной. Я имею в виду – не могла быть обычных размеров. Наверняка это были настоящие деньжищи. Я чувствовал, что это было целое состояние. Потом я, конечно, узнал, что это был за лагерь такой. Туда свозили всякий сброд – или бездомный, или перед кем-то в чем-то провинившийся, как самую дешевую силу. Другими словами – бесплатно, в рабство одноразового пользования. Это значит, что, когда они отрабатывали свое, им не давали вольную, не назначали пенсий, а попросту кончали.
Производили там, понятное дело, не мороженое. Стряпали там наркотики, и причем низкого качества. Главное – продать. А там пусть колются и подыхают. Владелец этой и еще множества таких же контор по всему Союзу… Нет, этого говорить я не буду – назову лишь начальника того подпольного завода… или нет, пока и его называть не стану, тем более что вам уже нет до него никакого дела, потому что он вот уже десять лет как живет за границей. Я знаю, что у него сейчас не один свой островок в океане.
Вот, значит, куда я попал. Тогда удача была со мной – я этого не мог не чувствовать, а потому не переживал особенно, что со мной может что-нибудь случиться.
Вдруг дверца наверху распахнулась, и я узнал того старика, что привез меня на продажу – или в подарок.
– Скажите, а вы меня продаете или дарите?
– Выходи, выходи, дорогой, – торопил старик.
– Если «дорогой», так, скорее всего, продаете.
– Считай, что я тебя не дарю, не продаю, я тебя отрываю от сердца.
Двое мордоворотов были по-прежнему рядом. Шутки старика они отмечали уродливой гримасой понимания.
– А вы, наверное, большой человек, если за вами ходят такие жеребята.
– Угадал, сынок, угадал – большой человек.
– Ну, тогда поди сюда, большой человек, – сказал я, быстро притянув старика за волосы и приставив к его горлу выкидуху.
Жлобы чуть не лопнули от неожиданности.
– Спокойно, спокойно, ребятишки. Ну-ка, взяли дедушку за задние лапки. Один за правую, другой за левую. Помогайте, не ленитесь. Если мы его понесем, то быстрее будет.
– Старик, прости, – завопил один, – бля буду, не заметят.
– Делай, что он говорит, – прохрипел из-под ножа крутой старичок.
Те взяли его за ноги, и мы потащили старика из-под навеса.
– Сынок, послушай меня, – опять захрипел старик, – ты отсюда не выберешься. Там ведь повсюду мальчишки с автоматами. Завидят нас – так всех положат.
– Нет, старик, – отвечал я, – не положат. Разве им тебя не жалко будет?
– Не будет, сынок. Они отсюда никого не выпустят. Слишком много потерять могут, если ты сбежишь отсюда.
– Ну ладно, поглядим.
– Нет, погоди. Давай договоримся. У меня в машине очень много денег. Столько, что тебе и не снилось. Могу поделиться.
– Про деньги знаю, старик. Деньги все заберу.
– Ах, сука! Что ж ты такой колючий. Не договоришься. Дай я пойду на своих – они тогда не просекут.
Это предложение показалось мне стоящим.
– Только попроси своих братков, чтобы они выкинули свои пукалки. Один из-за пазухи, другой из-за пояса.
– Делайте, что он говорит, – сердито повторил старик.
– Так, а теперь пусть они пройдут вперед и следуют к воротам, – поднимая пистолеты, сказал я. – А мы последуем с тобой, большой человек, за ними. Повспоминаем заодно, где наши денежки.