Убитая пирамида
Шрифт:
Нефрет настаивала на строгом соблюдении правил гигиены, которые все знали, но иной раз не прочь были нарушить: частое мытье рук, особенно перед едой, ежедневное омовение, ополаскивание ног перед тем как войти в дом, освежение рта, регулярное бритье и стрижка волос, применение притираний, косметических средств и благовоний на основе цератонии. И богатые, и бедные пользовались пастой из песка с жиром; при добавлении натрона она хорошо очищала и дезинфицировала кожу.
По просьбе Пазаира Нефрет согласилась пройтись по берегу Нила.
– Вы счастливы?
– Мне кажется, я приношу пользу.
– Я восхищаюсь вами.
– Есть много врачей, достойных вашего уважения.
– Я
– Опять то странное дело?
– Секретарь не уточнил.
– Ваше расследование продвинулось?
– Пятого ветерана так и не удалось найти. Если бы у него была постоянная работа на западном берегу, я бы узнал. Мое расследование зашло в тупик.
Ветер переменился, весна становилась мягкой и теплой. Скоро начнется песчаная буря; несколько дней египтяне будут вынуждены сидеть по домам.
Все вокруг цвело.
– Вы еще вернетесь сюда?
– Как только смогу.
– Я чувствую, вы взволнованы.
– Кто-то обыскал мою комнату.
– Чем не способ вас припугнуть?
– Кто-то полагал, что у меня есть важные документы. Теперь им ясно, что это не так.
– А вы не слишком рискуете?
– Я сам виноват, очень много допускаю ошибок.
– Не судите себя так строго; вам не в чем себя упрекнуть.
– Я хочу устранить проявленную к вам несправедливость.
– Вы меня забудете.
– Никогда!
Она улыбнулась и мягко промолвила:
– Клятвы юности развеет вечерний бриз.
– Только не мои.
Пазаир остановился, повернулся к ней, взял ее за руки.
– Я люблю вас, Нефрет. Если б вы только знали, как я вас люблю…
В ее глазах промелькнула тревога:
– Моя жизнь здесь, ваша – в Мемфисе. Судьба решила за нас.
– Мне наплевать на карьеру. Если вы полюбите меня, остальное неважно!
– Ну что за ребячество!
– Вы – это счастье, Нефрет. Без вас моя жизнь лишена всякого смысла.
Она мягко высвободила руки.
– Мне надо подумать, Пазаир.
Ему захотелось взять ее на руки и прижать к себе так сильно, чтобы никто никогда не смог их разлучить. Но главное было не спугнуть хрупкую надежду, мелькнувшую в ее ответе.
Поглотитель теней наблюдал за отъездом Пазаира. Судья покидал Фивы, не поговорив с пятым ветераном и не раздобыв никаких компрометирующих документов. Обыск его комнаты ничего не дал.
Да и сам он не слишком преуспел. Информация более чем скудная: пятый ветеран жил какое-то время в небольшом городке к югу от Фив, собирался там обосноваться и заняться починкой колесниц. После трагической гибели его товарища пекаря он запаниковал и исчез.
Ни судье, ни поглотителю теней обнаружить его не удалось.
Ветеран чувствовал, что он в опасности. Значит, будет держать язык за зубами. Успокоившись, поглотитель теней решил отплыть в Мемфис ближайшим судном.
24
У визиря Баги болели ноги. Они тяжелели и отекали так, что не видно было щиколоток. Он носил широкие сандалии с распущенными ремешками, думать о лечении ему было некогда. Чем больше времени проводил он, сидя в конторе, тем больше становились отеки; но служба на благо государства не давала возможности отдохнуть или отложить работу.
Его супруга Недит отказалась от большой казенной усадьбы, выделенной визирю фараоном. Баги не стал с ней спорить, тем более что городская жизнь была ему ближе. Поэтому они жили в центре Мемфиса в скромном доме, денно и нощно охраняемом стражей. Верховный сановник Двух Земель мог чувствовать себя в полной безопасности;
Находясь на самой вершине административной иерархии, он не помышлял о личном обогащении. Долг был для него превыше благоденствия семьи. Недит тяжело переживала возвышение супруга. Наделенная от природы крупными чертами лица, небольшим ростом и полнотой, с которой никак не удавалось справиться, она избегала светской жизни и никогда не появлялась на официальных пирах. Она тосковала о тех днях, когда Баги занимал скромную должность и не брал на себя большой ответственности. Тогда он рано возвращался домой, помогал ей на кухне и занимался детьми.
Направляясь к дворцу, визирь думал о сыне и дочери. Его сын поначалу стал было ремесленником, но мастер заметил, что он ленится. Узнав об этом, визирь добился исключения юноши из мастерской и отправил его на производство сырцового кирпича. Фараон счел решение визиря несправедливым и осудил его за излишнюю суровость по отношению к членам семьи. Визирь не имел права потворствовать своим близким, но и чрезмерная строгость считалась предосудительной [42] . Так что сын Баги начал продвигаться по службе и стал смотрителем на производстве обожженного кирпича. Дальше его честолюбие не простиралось, единственной его страстью была игра в шашки в компании ровесников. Дочь радовала визиря больше. Некрасивую внешность она компенсировала добродетельным поведением и мечтала поступить ткачихой в храм. Помощи от отца ей ждать не приходилось, успеха предстояло добиваться собственными силами.
42
Известно, что один визирь был отстранен от должности из-за того что, боясь обвинения в покровительстве своим близким, повел себя по отношению к ним несправедливо.
Усталый визирь встал со стула и сел на низкое, слегка вогнутое в середине сиденье из переплетенных веревок. Перед ежедневной встречей с царем он должен был ознакомиться с донесениями различных министерств. Сгорбившись, превозмогая боль в ногах, он заставил себя сосредоточиться.
Чтение прервал его личный секретарь.
– Извините, что беспокою.
– Что случилось?
– Гонец из азиатской армии с докладом.
– Изложите суть дела.
– Элитный отряд полководца Ашера отрезан от основных сил египетского войска.
– Мятеж?
– Ливиец Адафи, два азиатских царька и бедуины.
– Опять они! Наши тайные службы позволили застать себя врасплох.
– Пошлем подкрепление?
– Сейчас же пойду спрошу совета его величества.
Рамсес приказал двум новым отрядам выступить в Азию и велел ускорить продвижение основного войска. Царь отнесся к делу очень серьезно. Ашеру, если ему удастся выбраться из этой переделки, надлежало подавить мятежников.
С момента провозглашения указа, повергшего двор в недоумение, визирь буквально разрывался на части, чтобы добиться исполнения распоряжений фараона. Благодаря хорошо налаженной системе управления для инвентаризации сокровищ и запасов Египта требовалось всего несколько месяцев, однако посланцам визиря предстояло опросить главных жрецов всех храмов и управителей всех провинций, составить массу отчетов и исправить неточности. Требования царя порождали скрытую враждебность, поэтому Баги, на которого ложилась вся ответственность за эту административную проверку, изо всех сил старался успокоить особо уязвленных сановников и по возможности погасить общее раздражение.