Убийца из прошлого
Шрифт:
Перед приходом в гостиницу Якова в нее вошел солидный мужчина в дорогом заграничном костюме, предъявил вид на имя уроженца Привисленского края Кшиштофа Войцеховского и потребовал номер люкс. Услужливый портье предложил ему номера на выбор с окнами во двор или на Обуховский проспект [16] . Клиент выбрал тот, что потише, и достал из кармана туго набитый porte-monnaie крокодиловой кожи, чтобы расплатиться. Портье заметил нехороший взгляд, который бросил на porte-monnaie и его владельца проходивший мимо юный столяр.
16
Ныне
Примерно через час Яков, закончив ремонт, получил от владельца гостиницы Малышева плату и ушел восвояси. А еще через час портье обратил внимание, что дверь в люкс приоткрыта, постучал, ответа не получил, осмелился заглянуть и увидел на полу труп.
Прибывший через десять минут пристав Добыгин произвел осмотр, обнаружил исчезновение porte-monnaie вместе с содержимым, заподозрил в этом Якова и отправился в мастерскую к Шалиным. Уже через час преступник сознался и был арестован.
Дмитрий Данилович не без ехидства наблюдал, как у помощника вытягивается лицо. Однако, захлопнув папочку, Антон Семенович неожиданно произнес:
– Многообещающе. Позволите уйти пораньше? Хочу навестить этого Шалина…
Заинтригованный Тарусов кивнул.
Одного взгляда на Якова было достаточно, чтобы понять – он не из тех представителей человечества, что изобрели колесо или открыли Америку. Открыть бутылку-другую да потискать в кустах прачку – вот предел возможностей и желаний юного Шалина.
– Я адвокат, буду тебя защищать, – представился Выговский, усаживаясь на привинченный к полу табурет.
Яков почесал подбородок, буркнул:
– Зачем?
– Хочешь на каторгу?
Такой простой вопрос неожиданно оказался для подзащитного сложным, Шалин задумался, и надолго:
– Нет, – наконец выдавил он из себя.
– Тогда давай поговорим. Вот копия твоего допроса. – Выговский достал из папки нужный листочек. – Тебе его зачитывали?
– Зачем? Сами умеем.
Выговский удивился, но вида не подал, задал следующий вопрос:
– Вся там правда?
– Вся, – напористо заверил Шалин. – Ничего облыжного [17] нету.
17
Придуманного.
– Получается, ты зашел в номер, достал револьвер… – Выговский привстал и вытащил из шинели дуэльный пистолет, одолженный у Тарусова. – Этот?
– Он самый.
Значит, Шалин врет. Перепутать дуэльный пистолет с револьвером, из которого застрелили господина Войцеховского – так по документам значился убитый, – не способен даже деревенский дурачок.
– Опиши-ка мне номер люкс.
– Чего?
– Номер, в котором ты совершил убийство. Что там из мебели?
– Как обычно… Кровать.
– Еще что?
– Стул.
– Один или несколько? Чьей работы? Ты столяр, в мебелях обязан разбираться.
– Не помню.
– Бюро? Трюмо? Прикроватное зеркало? Ширма? Портьеры какого цвета? Обои?
– Не помню, не помню. –
– Ах, не помнишь… А может, тебя вообще там не было?
Шалин ответил молчанием.
– Я твой защитник. Мне можно и нужно довериться, – советовал Антон Семенович. – Клянусь, о твоих словах никто не узнает.
– Отстань. Не нужен мне аблокат. На каторгу хочу. Понял?
Из Съезжего дома Выговский вышел довольным. Хоть Шалин и не исповедался, все одно выдал себя с головой. Никаких сомнений нет – он себя оговорил, взял чужую вину. Чью? Зачем? Антон Семенович свистнул извозчика и велел отвезти сперва в лавку купцов Елисеевых, а оттуда в Окружной суд.
На самом деле огромный дом на Литейном проспекте, занимавший целый квартал между Шпалерной и Захарьевской улицами, официально именовался Зданием судебных присутственных мест.
На Литейном такое есть здание,Где виновного ждет наказание.А невинен – отпустят домой,Окативши ушатом помой [18] .Кроме Окружного суда, здесь размещались судебная палата, архив и камеры [19] прокуроров, судебных приставов и судебных следователей.
Поднявшись по широкой лестнице на третий этаж, Антон Семенович нашел нужную дверь и постучал.
18
Н. А. Некрасов, поэма «Современники».
19
Кабинеты.
– А-а, Выговский! – обрадовался ему довольно молодой, однако успевший обзавестись брюшком коротконогий брюнет. – Сколько лет, сколько зим.
С судебным следователем Петром Никаноровичем Бражниковым Антон Семенович подружился, когда служил в сыскной полиции. Сблизило их многое: оба приехали из провинции, оба были молоды и холосты, любили выпить и покутить.
– Никак бургундское? – Бражников разгружал пакеты, которые принес приятель. – Ба, и сардинки любимые, и паштетик фуа-гра. «Каким ветром тебя сдуло, какой водой принесло?», друг Тохес. Только не ври, что соскучился.
Выговский поморщился. Ну сколько можно? И где только Бражников подцепил сие словцо – тохес? И ладно бы меж собой. Но Петр Никанорович и в компании его употреблял. Сидят, скажем, с разбитными девицами, и вдруг:
– Тохес, закажи-ка игристого.
И одна из сильфид непременно заинтригуется:
– Какое имя шикарное, верно, иностранное.
А Бражников тут же объяснит:
– Точно. Еврейское. Означает то место, на котором сидят.
И все смеются. И Выговский с ними. А что поделать? Не бить же морду лучшему другу?