Убийца из прошлого
Шрифт:
И его восклицание Анна Осиповна истолковала по-своему:
– А на что рассчитывал? Да, увы, придется сперва переписывать бумажки. Чина-то у тебя нет. А подходящую пару сразу не подобрать. Хотя… Кое-кто на примете имеется. Вдова купца второй гильдии, собственная скобяная лавка…
– Пожалуй, я пойду, – встал Разруляев.
Он и сам мог найти себе место письмоводителя. И никакая купчиха ему теперь уже не нужна, у него есть Наташка.
– Куда это ты собрался? – Анна Осиповна схватила колокольчик и пару раз
Тут же в проеме двери в столовую, перегородив Сергею Осиповичу путь, возник Сидор, кухонный мужик, косая сажень в плечах.
– Так понимаю, до конца не протрезвел, – заявила брату Анна Осиповна. – Что ж, придется везти в психиатрическую. Говорят, алкоголическую болезнь там успешно лечат. Сидор, вяжи его…
– Не надо, – сдался Разруляев.
С Сидором ему было не совладать.
– Вот и отлично, – улыбнулась Анна Осиповна. – Утром вместе с Евстафием пойдешь на службу, вечером навестим скобяную лавку.
На счастье Разруляева, утром перед уходом на службу в квартиру Анны Осиповны заявился Шелагуров. С кем здесь вести переговоры, он знал. Стороны договорились быстро.
– Забирайте его, забирайте, – воскликнула Анна Осиповна, когда Разруляев явился по колокольчику (ему был назначен сигнал в пять звонков). – Такое ведь только в сказках случается. Наш дед крепостным вашим был, а внук станет хозяином.
– Что такой хмурый? – спросил Александр Алексеевич вновь обретенного управляющего и будущего зятя, когда уселись в пролетку.
Сергей Осипович промолчал.
– На Николаевский вокзал, – скомандовал Шелагуров и, когда извозчик тронул, вновь попытался завязать разговор: – Неужели из-за кружевницы? Что ж, понимаю. У самого как-то случился роман с прачкой. Такая шалунья… Не бойся, Ксении ничего не скажу.
Сергей Осипович чувствовал себя на перепутье. Направо пойдешь – богатство, положение и женщина, о которой мечтал. Но она не любит его, выходит замуж по принуждению. Налево же – нищета. Нищета и Наташка. С которой так сладко.
Понедельник, 26 сентября 1866 года,
Новгородская губерния, усадьба Титовка
Через месяц после визита в Титовку Гуравицкого в имение пожаловал чиновник петербургской полиции титулярный советник Крутилин:
– Я расследую исчезновение вашего родственника, – объяснил он свое появление Шелагурову. – По словам его матери Ольги Семеновны, вечером тринадцатого августа года он машиной [8] отправился сюда. Но обратно домой не вернулся…
8
«Машинами» в XIX веке называли поезда.
– Знаю, – буркнул Шелагуров. Полицейских он не жаловал, потому ни завтрака, ни даже присесть Крутилину не предложил. – Ольга Семеновна мне писала. И я ей ответил. Гуравицкий действительно сюда приезжал. Но даже не ночевал, в тот же день укатил в Петербург.
– Уверены, что в Петербург? Вдруг в Москву?
– Уверен абсолютно. Мой лакей проводил его до вагона.
Крутилин достал блокнотик, огрызком карандаша сделал пометку:
– Как звать лакея?
– Фимка. То бишь Ефим. Ефим Баранов.
– Я могу его опросить?
– Зачем? Разве моих слов недостаточно? – разозлился Шелагуров. – Если у вас все, не смею задерживать.
– Простите, но должен задать еще…
– Раз должны, задавайте побыстрее. Не видите, занят?
– Гуравицкий отбыл на курьерском, который отходит в два ночи?
– Да.
– То есть пробыл у вас почти сутки, – сделал вывод Иван Дмитриевич, заглянув в расписание. – Чем здесь он занимался?
– В смысле?
– Ну… – запнулся Иван Дмитриевич. Вопрос казался ему простым и понятным. – Как провел тот день?
– Обыкновенно. Впрочем, ведь вас не приглашают гостить в поместьях? Значит, придется объяснять. Гуравицкий сперва позавтракал, затем покатался на лошади, потом присутствовал на званом обеде по случаю именин моей сестры. Обед по обыкновению затянулся до полуночи… А после Гуравицкий откланялся и уехал.
– О чем вы разговаривали?
– Лично я ни о чем. Я видел его впервые. Гуравицкий не моя родня, кузен супруги.
– С ней могу поговорить?
– Ни в коем случае. Мэри беременна, плохо себя чувствует.
– А с вашей сестрой?
– Тем более.
– Что? Тоже беременна? – решил осадить заносчивого помещика Крутилин.
– Что вы себе позволяете? – вскочил Шелагуров. – Убирайтесь.
– Я при исполнении…
– Исполняйте у себя в Петербурге. А здесь, в Новгородской, столичная полиция расследовать не имеет права.
– Думаете, я по своей воле приехал?
Иван Дмитриевич достал из потертого портфеля листок и протянул помещику. Шелагуров пробежался по строчкам: «…прошу оказать всяческое содействие в расследовании…» Открытый лист, подписан министром внутренних дел.
– Матушка Гуравицкого задействовала все связи на поиски сына, – объяснил Крутилин. – Так что? Позволите опросить домашних? Или за исправником послать?
Шелагурову пришлось сменить тон:
– Сам расскажу. Садитесь.
Александр Алексеевич умолчал лишь о выстреле в кабинете.
– Зря вы Гуравицкого отпустили! – воскликнул в сердцах Крутилин, когда Шелагуров закончил. – Опасный субъект.
– Не мог поступить иначе.
– А вдруг Гуравицкий по примеру Каракозова пойдет с оружием на государя?