Убийца с крестом
Шрифт:
– Кончай, Джек! Я не желаю слушать твои полицейские проповеди! Либо ты соглашаешься помочь мне, либо я сейчас же ухожу. Ну?
Они смолкли, в упор глядя друг на друга. В туалет вошел толстяк в желто-зеленом костюме и бордовой ермолке. Он улыбнулся и кивнул им, но был грубо проигнорирован. Он встал перед писсуаром, расстегнул молнию и, оглядываясь через плечо, извлек свой член. Голд сжал зубы, едва не перекусив сигару. Глаза горели гневом. Напряжение в воздухе стало физически ощутимым. У толстяка никак не получалось помочиться.
– Славная вечеринка, а? – сказал толстяк в полном замешательстве. Ответом ему было гробовое молчание.
Бедняга аж кряхтел, пытаясь выдавить из себя струйку. Однако у него ничего не выходило. Еще
– А чего ради я должен тебе помогать? – спокойно спросил Голд. – Особой любви у нас никогда не было.
– Сам знаешь, чего ради.
– Не стесняйся, советник, скажи!
Хоуи повернулся к зеркалу и некоторое время рассматривал себя. С удовлетворением. Поправил свой шелковый галстук, смахнул с лацкана воображаемую пылинку.
– Ради Уэнди, Джек, ради нее. Она ведь не перенесет такого удара. Ты не позволишь, чтобы что-нибудь такое случилось с твоей золотой девчушкой, правда же?
Голд почувствовал, как в нем поднимается привычный гнев – холодный, как лед, и огненный, как раскаленное добела железо. Так долго он подавлял в себе этот гнев, что даже почти обрадовался его возвращению. Он едва ли не наслаждался этой яростью.
– Ты же знаешь, как много значит для нее наша маленькая семейка, – говорил Хоуи. – Может быть, потому что ваш с Эвелин разрыв произошел, когда она была слишком маленькая и впечатлительная. Но если вдруг со мной что-нибудь случится, если что-нибудь разобьет наш крохотный безупречный мирок, я не хотел бы, чтобы она обвиняла в этом меня. – Любуясь своей бородой, он наклонился к зеркалу.
Голд мысленно схватил Хоуи за шею и шмякнул его физиономией в зеркало. В воображении живо возникли сломанные кости, изуродованная плоть, разбитые зубы. С большим трудом он подавил мощную волну закипавшего в крови гнева.
– А ты не прогадал, Хоуи. Женился на падчерице знаменитого доктора Марковица. Молодец!
Хоуи повернулся к Голду:
– Джек, не пытайся представить дело так, будто я не люблю Уэнди. Я очень ее люблю – с первого взгляда. И я не встречал существа более чудесного и доброго, чем она. А ради малыша я жизнь готов отдать. Но я не отрицаю, что меня ничуть не огорчил тот факт, что отец – ой, прости, отчим – Уэнди делает пластические операции звездам. Эти люди очень нужны мне, чтобы продолжить свою карьеру в этом городе. Когда-нибудь я хочу стать важной фигурой в той отрасли права, которая обслуживает индустрию зрелищ. А для этого надо быть конкурентоспособным в деле. Надо использовать все связи, имеющиеся в твоем распоряжении. Надо использовать любые средства, чтобы добраться до нужных людей, которые помогут тебе в продвижении. Но этого тебе не понять, Джек. Ты никогда не добивался ничего путного. У тебя даже амбиций не было – никакого желания стать реальной фигурой. Все, чего ты желал в этой жизни, – это быть вонючим копом, прости Господи!
– Не доводи меня до крайностей! Я ведь раздавлю тебя, как хитрого, пронырливого нью-йоркского таракана – ты и есть таракан!
В черных глазах Хоуи появилась жесткость.
– Ну не могут же все быть чисты, как девственный снег. Как ты!
Двое стояли друг против друга, разделенные узким полом туалета и океаном ненависти. Голд старался не шевелиться, ожидая, когда спадет кроваво-красная пелена гнева, застилающая ему глаза. Он смотрел на Хоуи, но заставлял себя видеть Уэнди, думать об Уэнди. И это помогло – через некоторое время он уже был в состоянии небрежно прислониться к кафельной стенке, сложив руки на груди и засунув ладони под мышки. Наконец он вымолвил:
– Значит, в интересах продвижения своей карьеры ты начал приторговывать кокаином.
Хоуи немного расслабился и присел на край раковины.
– Ты все-таки никак не поймешь: весь этот бизнес просто работает на кокаине, пилюлях
– Они употребляют наркотики, – перебил его Голд. – Это преступление. Следовательно, они преступники.
Хоуи снисходительно улыбнулся.
– Джек, ты все еще не видишь всей картины. У Бокмана, Фляйшера и Бернхарта есть один клиент – кинорежиссер. Так вот, его общий доход за прошлый год перевалил за триста миллионов долларов. Триста миллионов! У некоторых стран валовой доход за год меньше получается. Ты не можешь указывать такому человеку, что он может запихивать себе в ноздри, а что не может. Не посмеешь ты ему указывать. Для таких людей кокаин – как кофе. Сними поводишься – вообще забудешь, что он запрещен. Он у них везде. Повсюду. Джек, они настоящие короли! Они делают то, что захотят.
Прислонившись к стене, Голд наблюдал за своим ораторствующим зятем.
– Если мне придется иметь дело с подобными людьми, завязывать с ними отношения, поставить себя так, чтобы они доверяли мне, верили в меня, нуждались во мне, то я должен научиться говорить на их языке, мыслить и жить на их уровне! – Хоуи на секунду задумался. – Ну вот взять, к примеру, одну встречу на прошлой неделе. Это было в конференц-зале фирмы. Наш клиент – одна из известнейших рок-групп – вторично подписывает контракт с крупнейшей в мире фирмой звукозаписи. Рок-группа продает платиновые диски. Значит, дорабатываем мы последние детали. Я там был младшим партнером – ну, это примерно как старший помощник младшего дворника. Почти мальчик на побегушках. Может быть, на одну ступеньку повыше секретарши, которая кофе заваривает. С начала встречи и пятнадцати минут не прошло, а солист уже заявляет: «Не могу я переговоры вести, когда я не под кайфом!» Кладет на стол свой дипломат, открывает – а там у него кило кокаина. Ну ни хрена ж себе! Мой босс, Тед Бокман, здесь же, рядом сидит. Он – член совета директоров в шести огромных компаниях, председатель правления двух фирм звукозаписи, прилетевший из Нью-Йорка специально, чтобы подписать контракт, – и этот здесь же сидит! Я просто в ужасе. Ну, думаю, сейчас все эти шишки вон отсюда побегут – полицию звать или что-нибудь в этом роде. Им же надо свою репутацию блюсти и все такое! Верно? А вот и неверно! Через две минуты они все зависают над столом, только галстуки придерживают, чтобы в порошке не извозить. Передают друг другу соломинку из чистого золота и нюхают, нюхают – прямо как свиньи, которых я видел во Франции: те трюфеля нюхали! А солист смотрит на меня и подмигивает. Смеется над ними и надо мной. Такой весь из себя чувак – волосы лиловые, рубаха расстегнута, аж пупок виден. Ну, и что я, по-твоему, должен делать? Кричать: «Насилуют!» – и бежать, спасая свою честь? ФБР вызывать? Пустое, Джек! Такова реальность. И все эти люди, заметь, не попадают в тюрьму.
– Конечно, не попадают – за них сидят такие шмоки навроде тебя!
– Послушай, тот арест был чистой случайностью. По идее, его просто не должно было быть вообще.
– Чем больше я тебя слушаю, тем больше ты мне напоминаешь весь этот сброд, который я упрятал за решетку.
Хоуи покачал головой.
– Не пора ли нам прекратить эти перепалки и состязания в остроумии?
– Ладно, расскажи мне, как это произошло. – Голд затянулся сигарой.
– Ну, значит... – начал Хоуи, тщательно изучая свои безупречные ногти. – Нас человек десять, все юристы, а один парень – государственный защитник. Свои маленькие дела мы проворачиваем главным образом, чтобы заполучить себе немного «порошка», а деньги получаются совсем небольшие. Я хочу, чтобы это дошло до тебя, Джек.