Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых
Шрифт:
Время: 25 ноября 1741 года.
Место: Санкт-Петербург.
Главное действующее лицо: Елизавета, царевна, дочь Петра Великого.
Прошел год. 23 ноября 1741 года, в понедельник, в Зимнем дворце у правительницы Анны Леопольдовны, шел обычный куртаг — прием. Внезапно она оторвала цесаревну Елизавету от карточного стола и пригласила в отдельную комнату. По ее сведениям, сказала она, цесаревна замышляет произвести переворот. Французский посланник Шетарди помогает ей в этом. Кроме того, она находится в переписке с неприятелем — Россия вела войну со Швецией. Елизавета с горячностью все отрицала, потом обе расплакались, бросились друг другу в объятия и расстались при взаимных уверениях в преданности и любви.
А на следующий день правительство отдало приказ гвардии готовиться
И Елизавета решилась. В начале второго ночи 25 ноября сопровождаемая камер-юнкером М. И. Воронцовым, своим врачом Лестоком и старым учителем музыки К. И. Шварцем она направилась в казармы Преображенского полка. В гренадерской роте ее уже ждали. «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною! Клянусь умереть за вас, и вы присягните за меня умереть, но не проливать напрасно крови». «Клянемся!» — зашумела толпа. После целования креста более трехсот гвардейцев двинулись по Невскому к Зимнему дворцу. По дороге четыре группы солдат арестовали Миниха, Остермана, Левенвольда и Головкина. В караульне дворца солдаты, услышав слова Елизаветы: «Самим вам известно, каких я натерпелись нужд и теперь терплю и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей», с криком «Матушка, давно мы этого дожидались, и что велишь, все сделаем!», немедленно присоединились к ней.
По одной из версий переворота, драматической, Елизавета сама вошла в спальню правительницы и сказала ей: «Сестрица, пора вставать!» По другой — были посланы гренадеры, чтобы захватить императора и его родителей. Ребенок проснулся, и кормилица отнесла его в караульную, где Елизавета, взяв на руки, ласково произнесла: «Бедное дитя! Ты вовсе невинно; твои родители виноваты!».
Народ заполнял Невский, всюду раздавались крики «Ура!» Маленький император окончательно проснулся, слыша радостные возгласы, развеселился, подпрыгивал на руках Елизаветы и махал ручками…
Немедленно к ярко освещенному дворцу Елизаветы у Марсова поля поспешили разбуженные барабанщиками петербуржцы, помчались экипажи вельмож и сановников, спешивших уверить новую государыню в своей преданности. Переворот был бескровным, только Миниха и Остермана побили гренадеры: первого солдаты не любили (как, впрочем, и он их), а Остерман (как ему изменила осторожность?) неучтиво отозвался о Елизавете.
Князь Я. П. Шаховской, только что вернувшийся с ужина от своего родственника Головкина, вспоминая ту ночь, писал: «Не было мне надобности размышлять, в какой дворец ехать. Ибо хотя ночь тогда и мороз великой, но улицы были наполнены людьми, идущими к цесаревниному дворцу, гвардии полки с ружьями шеренгами стояли уже вокруг одного в ближних улицах и для облегчения от стужи во многих местах раскидывали огни, а другие, поднося друг другу, пили вино, чтоб от стужи согреваться. Причем шум разговоров и громкое восклицание многих голосов: «Здравствуй, наша матушка императрица Елизавета Петровна!» воздух наполняли. И тако я, до оного дворца в моей карете сквозь тесноту проехать не могши, вышед из оной, пошел пешком, сквозь множество людей с учтивым молчанием продираясь, и не столько ласковых, сколько грубых слов слыша, взошел на первую от крыльца лестницу и следовал за спешащими же в палаты людьми…» [9] .
9
Я. П. Шаховской, Записки, СПб., 1872.
События 1741 года отличались от предыдущих переворотов и полупереворотов (возведение на престол Екатерины I, воцарение Анны Иоанновны, падение Бирона) по крайней мере в трех отношениях.
Во-первых, на авансцену вышла гвардия, причем гвардейцы в массе своей, вопреки расхожему мнению, отнюдь не были дворянами. Если при прежних петербургских коллизиях гвардия присутствовала где-то за кулисами или ее грозили употребить в дело сановники, боровшиеся за власть, то 25 ноября 1741 года гвардия — корпоративное объединение со своими традициями и духом (заметно преторианским) — выступила вполне самостоятельно.
Во-вторых, переворот 1741 года психологически был переворотом патриотическим: гвардейцы явственно поднялись против немецкого засилья, засилья, которое российское общество, в первую очередь столичное, дворянское, ощущало чрезвычайно остро в годы бироновщины. Ненависть к Бирону, утвердившемуся у власти путем постыдным — «он ее (Анну. — В. Т.) знатно штанами крестил», — переносилась и на сменивших Бирона, а ранее бывших с ним заодно Миниха, Остермана, Левенвольда. В определенной степени эти чувства распространялись и на родителей императора — немца Антона Ульриха и полунемку Анну Леопольдовну. К тому же эта семейная пара, оказавшись у кормила власти, не проявила ни государственного ума, ни элементарной житейской осмотрительности. Они не любили друг друга, непрерывно ссорились, создавая вокруг себя атмосферу нервозную, мелочную.
Анна Леопольдовна
Об Остермане стоит сказать несколько слов, ибо человек он был незаурядный. Барон Генрих Иоганн Фридрих (а по-русски Андрей Иванович) Остерман — один из «птенцов гнезда Петрова». Он сумел удержаться наверху при всех российских правителях и правительницах — от Петра I до Анны Леопольдовны. Факт настолько редкий, что сам по себе заслуживает внимания. Стихией Остермана была, конечно, дипломатия, причем дипломатия именно XVIII века — придворная, с атмосферой подкупов, взяток, интриг, необузданной распущенности. Барон Андрей Иванович был ловок, трудолюбив, изворотлив и очень талантлив в интриге. Но крупным государственным деятелем, не был никогда. Белградский мир — детище Остермана, вершивший тяжелую войну с Турцией (1733–1739), стал насмешкой над успехами России и здравым смыслом. Проникнуть в неприступный доселе Крым, захватить его столицу Бахчисарай, взять Азов, Очаков, Хотин и Яссы, разгромить турок под Ставучанами, заплатить за это сотней тысяч солдат и многими миллионами рублей, а потом отдать все в руки представителя враждебной к России державы — французского посла в Константинополе! В результате Россия получила пустынную степную полосу на юге с Азовом (и без права его укреплять), не добилась права держать не только военные, но и торговые корабли на Черном море, а султан отказался признать императорский титул Анны. В. О. Ключевский написал так: «Россия не раз заключала тяжелые мирные договоры, но такого постыдно смешного договора, как белградский 1739 года, ей заключать еще не доводилось…» Вот такой человек был Остерман.
И наконец, огромную роль в перевороте и в судьбе династии Романовых сыграл образ дочери Петра Елизаветы, не столько она сама, сколько ее образ. Она была на редкость красивой женщиной, это признают все современники, элегантной, необычайно сызмальства чувственной, легкомысленной, ленивой и малообразованной. После смерти своей матери, Екатерины I, она жила при сменяющих один другого дворах — Петра II, Анны Иоанновны, Ивана Антоновича, занимаясь балами, любовными увлечениями, стараясь держаться в тени и не принимая участия в интригах, даже демонстративно от них отстраняясь — за ней, особенно при Анне, постоянно следили. В глазах же гвардейской среды, особенно простонародной ее части, она постепенно становилась идеалом, полной противоположностью развращенному, коррумпированному, находящемуся под засилием иноземцев двору. К тому времени в памяти народной ужасы петровской эпохи отошли на задний план, и Елизавета, с ее (отцовской) простотой обращения, красотою, приветливостью, веселостью, крестная мать десятков гвардейских чад, а следовательно, кума многих гвардейцев, была в их глазах живой связью с прошлым величием и надеждой на будущее. Именно поэтому переворот удался так легко. Он отвечал пусть еще не вполне сформировавшимся и осознанным настроениям российского общества и был встречен с большим энтузиазмом.
Энтузиазм, однако, как это обычно бывает, оказался преждевременным. Царствование Елизаветы трудно отнести к благополучной поре российской истории — достаточно вспомнить пугачевщину. Но правление Елизаветы — не наша тема. Нас интересует Иоанн Антонович, его судьба.
28 ноября вышел манифест, в котором, вопреки фактам, пространно и мудрено обосновывалась законность прав на престол Елизаветы Петровны. В том же манифесте Елизавета объявила, что «хотя принцесса Анна, и сын ее, принц Иоанн, и дочь принцесса Екатерина, ни малейшей претензии и прав к наследию всероссийского престола ни по чему не имеют, но, однако, в рассуждении их, принцессы и его, принца Ульриха Брауншвейгского, к императору Петру II по матерям свойств и из особливой нашей природной к ним императорской милости, не хотя никаких идо причинить огорчений, с надлежащей им честью и с достойным удовольствием, предав все их вышеописанные к нам разные предосудительные поступки крайнему забытию, всех их в их отечество всемилостивейше отправить повелели» [10] .
10
С. М. Соловьев, История России.
Так обещала новая императрица, но обещания своего не выполнила.
Время: 26 ноября 1756 года.
Место: Холмогоры Архангельской губернии.
Главное действующее лицо: Иван Васильевич Зубарев, он же Иван Васильев, тобольский посадский человек и конокрад.
Летом 1755 года на русско-польской границе была задержана шайка конокрадов. В одном из них, именовавшем себя Иваном Васильевым, свидетель опознал посадского человека из Тобола Ивана Васильевича Зубарева, разыскиваемого властями за мошенничество. На следствии Зубарев рассказал историю, даже по тем авантюрным временам фантастическую.