Убийство-2
Шрифт:
Лунд откинулась на стуле, посмотрела на свою пустую чашку из-под кофе. Она собиралась принести Странге кусок вчерашнего торта, но забыла.
— Как вы думаете, мог ли кто-нибудь приехать сюда из Афганистана с целью отомстить? — спросила она.
— Конечно. Там мы пытаемся наладить с местными хорошие отношения, понимаем, что боевики еще не все население. Но кто-то все равно мог затаить злобу. Нас не очень-то любят, если вы заметили.
— Вы не рассматривали вариант, что убийства совершил кто-то из ваших солдат? Кто-то, сочувствующий Талибану?
Ярнвиг
— Вы ничего не знаете об армии.
— Я стараюсь узнать.
Он облокотился на стол, сцепил сильные пальцы.
— Мы — одна семья. Мы помогаем друг другу. Мы не убиваем своих.
Какое-то воспоминание, всего одно слово. Стукач. Информатор. Грюнер с покрышкой на шее. За словом потянулась цепочка из прошлого. Во время Второй мировой войны, когда росло движение Сопротивления, несколько смелых полицейских из управления, оккупированного нацистами, рисковали жизнью, борясь с ними изнутри. Кто-то из них был казнен у столба в Минделундене, к которому привязали труп Анны Драгсхольм почти семьдесят лет спустя.
— Что происходит, когда кто-то предает семью? — спросила Лунд. — Если человек становится изменником, что с ним делают?
Ярнвиг долго смотрел на нее.
— Я даже вообразить себе не могу, о чем вы говорите. Неужели вы думаете, что датский солдат станет убивать своих товарищей по оружию?
— Я стараюсь подходить к делу непредвзято. А вы?
Вернулся Странге. За спиной у полковника он помахал Лунд листком бумаги, зажатым в руке.
— Сама эта мысль — чистое безумие, — отрезал Ярнвиг и встал из-за стола.
Форма защитного цвета, по три серебряных звездочки на погонах. Властелин маленького королевства Рюванген.
— Спасибо, — тоже поднялась Лунд и протянула ему руку. — На этом всё.
— Что у вас? — спросила она, когда Ярнвиг ушел.
— Лисбет Томсен живет в Швеции. На острове Скогё. В двух часах к северу от Мальмё.
Он уже тянулся к своей куртке. Лунд тоже стала одеваться.
— Она остановилась в доме, который принадлежал ее покойному дяде. Шведской полиции уже передали информацию о ней и о том, что мы едем. Берем мою машину, я только что заправился.
— Хорошо, — сказала она. — Я поведу.
Это заявление его озадачило.
— Почему? А! — Его лицо просияло. — Чтобы я поел торт! — Он посмотрел на ее сумку. — Вы принесли мне кусочек.
Лунд молча застегивалась.
— Вы обещали.
— Я куплю вам что-нибудь по дороге.
— Я не ем за рулем.
— Я же сказала, что поведу сама.
— Ну нет. Вы отвлекаетесь, я заметил.
— Я куплю вам пирожное, — повторила она. — Вы сможете есть и следить за тем, чтобы я не отвлекалась от дороги. Ну, теперь можно ехать?
Через полчаса они уже переехали по мосту пролив Эресунн, пересекли границы и оказались в Швеции. Она вела аккуратно, ответственно, ни разу не превысила скорость, ни разу не отвела глаз от дороги. И была на это только одна причина: Странге накинется на
Тем не менее Лунд успевала поглядывать на мелькающие за окном шведские пейзажи. Эта дорога была ей хорошо знакома. Два года назад она намеревалась в последний раз проехать этим же маршрутом, оставив Данию ради новой жизни с Бенгтом и Марком, покончив с работой в отделе убийств копенгагенской полиции. Вместо этого она собиралась стать мелким чиновником шведских Вооруженных сил, хорошей матерью своему сыну и любящей спутницей Бенгту Рослингу.
Ей помешало дело Бирк-Ларсен, которое завершилось ее изгнанием в Гедсер. Она до сих пор слышала отголоски гнева, который ощущала, когда поиски убийцы Нанны уводили ее все глубже в пучину лжи, корысти и безумия.
Ей было о чем сожалеть, и прежде всего о Яне Майере и об ошибке — ее ошибке, — которая на всю жизнь усадила ее напарника в инвалидную коляску. Но, помимо тех нескольких моментов, она считала, что все делала правильно. Будь у нее шанс повторить жизнь, она снова взялась бы за это дело с той же целеустремленностью и бескомпромиссностью. И с надеждой на лучший исход.
— Лисбет Томсен пошла в армию добровольно, — сказал Странге, не обращая внимания на пустынную местность, обнаженные деревья, знаки, предупреждающие водителей об оленях, редкие поникшие избушки. Он заново перечитывал личное дело Томсен — медленно, страницу за страницей, строчку за строчкой.
— В отличие от вас, как я понимаю.
Он хмыкнул:
— Я, добровольно? Ну уж нет.
Она на мгновение все же оторвалась от дороги и с улыбкой глянула на него. Он выглядел слегка виноватым.
— Сказал, что у меня проблемы со спиной.
— Что, правда были проблемы?
— Нет, но я так боялся идти в армию… Отговорка не помогла, они запросили мою медкарту, так что оказался я посреди грязного поля, в полном обмундировании, бегал там туда-сюда как сумасшедший с оружием и прочими грузами. Думаю, это они мне отомстили за вранье.
— Да бросьте. Вы же мужчина, а мужчинам такие вещи нравятся.
Он повел головой из стороны в сторону:
— Ну да, все было не так уж плохо. Я даже подумал, не пойти ли потом в полицию. После колледжа я проходил трудовую практику в нашем управлении. Целое лето, между прочим. И вы там были.
Лунд от неожиданности сняла ногу с педали газа, посмотрела на Странге.
— Что?
— Я еще удивился: всего на пару лет старше меня, а уже настоящий коп. А я всего лишь мальчик на побегушках. Вы, конечно, на меня и внимания не обратили.
— Даже восемнадцать-двадцать лет назад в полиции было немало женщин. Мне так кажется.
— Это были вы, Лунд. Уже тогда неприступная, как скала. — Он помолчал, покусал губы, пока взвешивал свои слова. — И красивая. Форма вам шла. Конечно, вы и сейчас… не изменились с тех пор. А я… — Он провел ладонью по ежику волос. — Я состарился.