Убийство церемониймейстера
Шрифт:
Лыков был обескуражен. Второй раз он теряет время с этим идиотом! Отчаянное упрямство сановника даже вызывало уважение. И не боится человек царского гнева… Принципы, хоть и дурацкие, были для него важнее служебных рисков! Впрочем, видать, риски не так страшны: князь понимает меру дозволенного. В любом случае помощи в экспедиции ему не окажут.
Между тем Долгоруков не унимался. Он с укоризной стал поучать сыщика:
– Как вы могли?! Как вы могли с этой мирской грязью явиться сюда? Ведь Двор – это как храм! Здесь и люди, и обычаи – все проникнуто монаршим присутствием. Выше которого только Божественное… Какое еще дознание может быть в этом особом мире? Кого вы осмеливаетесь подозревать? Придворных? Да это же лучшие из людей России!
На этом месте Лыков не сдержался и ответил разошедшемуся царедворцу:
– Лучшие
Князь осекся как от пощечины, помолчал и в бешенстве выбежал вон из собственного кабинета.
Бывший шталмейстер Мартынов начинал свою службу в казаках. Он вступил в связь с женой начальника, донского атамана генерала Черткова. Всесильный тогда Петр Шувалов («Петр Четвертый»), женатый на сестре атамана, решил удалить неразборчивого в средствах карьериста. По его просьбе как знак милости войску государь назначил Мартынова адъютантом самого цесаревича. Вопреки желанию последнего. И казак пошел в гору. Когда наследник стал государем, Мартынов сделался сначала флигель-адъютантом, потом генералом и шталмейстером Двора. Хам и казнокрад, человек на редкость нечистоплотный, всеми презираемый, он, несмотря на это, поднимался все выше. Перейдя в статскую службу в чине тайного советника, бывший казак возглавил придворно-конюшенную часть. И продолжил обирать казну. Якобы крутой на расправу император не решился выгнать Мартынова. И чтобы избавиться от него, перевел вора… в Сенат. Сенаторы были возмущены и поговаривали о Калигуле и его коне – а Мартынов смеялся.
Лыков вышел на улицу раздосадованный. Чертова Особенная часть! Чертовы великосветские дела! Насколько проще ловить старых добрых налетчиков вроде Гусиной Лапы. Придворная каста не пускает его, Лыкова, внутрь. И не пустит никогда. Нужна голубая кровь, а еще гуттаперчевая спина. Тьфу!
Оставалась надежда на собственную секретную агентуру да на содействие Дворцовой полиции. Против состоящих в должности пока нет ничего, кроме неясных подозрений Лыкова. Но если они не подтвердятся? К Черевину с Ширинкиным тогда на козе не подъедешь. А их помощь может еще не раз понадобиться. Но мотивы у Лыкова честные, стыдиться их нечего, а ошибаются все. Пусть судят – за сыщиком останется его правота.
Вечером Алексей узнал, что государь уезжает в Петергоф. Царская семья обыкновенно перебиралась туда в конце мая и жила до августа, до отбытия в Ливадию. Его Величество закончил свои дела в столице и возвращался к семейству. Значит, следом за ним укатит и его охрана! Так оно и вышло. Полковник Ширинкин стоял на дворе и нервно постукивал себя саблей по голенищу. Увидев сыщика, он козырнул:
– Рад встрече, Алексей Николаевич! Но у вас только пять минут…
Алексей познакомился с полковником в декабре восемьдесят девятого года. Это был тяжелый для него месяц. Сыщик вернулся с Сахалина и временно находился не у дел. Кабинетные крысы из МИДа подали государю истеричный рапорт. В нем говорилось, что надворный советник Лыков перебил мирных японских рыбаков, чем поставил русско-японские отношения на грань разрыва. Министр внутренних дел оправдывал действия своего подчиненного, но как-то вполсилы. Рыбаки-де укрывали беглых каторжников, вот и вышло недоразумение… А так Лыков до сих пор ни в чем предосудительном не замечен. Пусть государь сам решит, казнить его или миловать.
Алексей, задетый таким поведением начальства, молча ждал. Он приходил утром на службу, сидел в кабинете до обеда и возвращался домой. Никаких дел ему не поручали. «Маленький» Дурново ободрял сыщика, ходил на прием к «большому», но министр проявлял нерешительность. Самое удивительное, что японцы, понимая свою вину, помалкивали. Дипломаты просто раздували из мухи слона, напоминая государю о собственной незаменимости. Наконец вмешался военный министр Ванновский. Он получил запоздавшим пароходом подробный рапорт от Таубе. Весь сахалинский инцидент был описан там в деталях. И отмечена выдающаяся роль в нем надворного советника Лыкова. Ванновский показал рапорт Его Величеству, тот вызвал Дурново-министра и велел срочно подать представление Лыкова к награде. Сыщика вписали между строк в Рождественский список. Подали на скромную Анну третьей степени, притом что у Лыкова уже была вторая. А вышел Владимир!
Иван Николаевич Дурново, вернувшись от государя, вызвал к себе Петра Николаевича и Алексея. И рассказал им в лицах, как все прошло. Он подал список, Его Величество взял карандаш и стал его просматривать. Дойдя до фамилии «Лыков», он спросил:
– А не он ли тогда в Варшаве раскрыл целый заговор? В восемьдесят седьмом году.
– Не могу знать, – ответил министр. – Я в то время служил по ведомству императрицы Марии.
Государь прервал доклад, долго рылся в столе и вытащил старый рапорт Варшавского генерал-губернатора Гурко.
– Вот! Иосиф Владимирович ходатайствует о награждении коллежского асессора Лыкова за отличную распорядительность и бесстрашие. Я говорил тогда Толстому [23] , чтобы внес. Но он уже сильно болел и многие дела забывал. Так и протянули.
На этих словах государь встал и начал ходить по комнате. Потом повернулся к ничего не понимающему Дурново и сказал взволнованно:
– А ведь я и сам должник Лыкова! Тому уж много лет. В феврале восемьдесят первого в Нижнем Новгороде он спас моего августейшего родителя от покушения террористов. Кажется, был при этом ранен… Да, точно, был ранен, и барон Таубе тоже! Так вот. Барону дали ренту и деньги на лечение, а Лыков не получил ничего. Отца ведь убили через две недели. И стало не до Лыкова. Будто и подвига никакого с его стороны не было. Но подвиг-то был!
23
Д. А. Толстой – в 1887 году министр внутренних дел.
Дурново с готовностью предложил государю:
– Не поздно и сейчас отметить!
Тот взял карандаш, молча зачеркнул напротив фамилии Алексея прежнее представление и написал сверху: «Владимира третьей степени по совокупности заслуг».
Министр опешил. Сам он получил эту высокую награду, лишь отслужив четыре года в чине действительного статского советника. А тут надворный! Такого же никогда прежде не было! Император заметил это и приписал сбоку: «Оформить именным указом срок 24 часа». И Дурново не посмел спорить…
Когда в Петербурге узнали об этом необычном случае, произошел фурор. Дипломаты сразу заткнулись. Гирс [24] долго лебезил перед Иваном Николаевичем и пригласил чету Лыковых к себе на новогодний бал. А Петр Николаевич Дурново дал сыщику в поощрение отпуск «для поправления здоровья». Алексей съездил в Нижний, навестил матушку с сестрой и племянницами. Оставшиеся дни сочинял дома проект реорганизации сыскной полиции, развивая в нем мысли Благово. Еще он пошел в Лавру и принес цветы на могилу Павла Афанасьевича. Тот ведь тоже пролил кровь за государя! Но так и не объяснил ученику, кто приложил ему тогда по голове… Лыков посидел у могилы, рассказал учителю новости. Он всегда так делал с тех пор, как осиротел. А потом жизнь продолжилась.
24
Н. К. Гирс – министр иностранных дел.
Но это было уже в Крещенье. А перед Рождеством карьера Алексея висела на волоске. Он маялся от безделья и старался не падать духом. Ну, выгонят… Поедет в Варнавин мешать Титусу работать. С голоду не помрут… Вдруг однажды его вызвали к директору. Дурново представил сыщика моложавому высокому полковнику с интеллигентной бородкой и умными проницательными глазами. Это оказался начальник Дворцовой полиции Ширинкин. Он был несколько смущен возложенным на него поручением и просил о помощи.
Население Петербурга всегда имело склонность к глупому мистицизму. Причем не только обыватели, но и истеричные недоумки из высшего света верили во всякую чушь. Любая мелочь волновала нестойкие умы. То вдруг сами собой звонили колокола соборов – значит, грядет несчастье. То в небе видели странный красный луч. Теперь столицу захватила новая дурацкая идея. Якобы по вечерам на Александровской колонне появляется загадочная буква N. И это непременно означает, что в будущем году нынешний государь умрет и начнется царствование его сына Николая! Видимо, сановные идиоты надоели Черевину, и он послал Ширинкина разобраться с буквой. Причем для солидности вместе с представителем от Департамента полиции. Дурново, разумеется, не стал отказывать всесильному начальнику царской охраны. И выделил для «обследования» Лыкова – все равно тот сейчас ничем не занят.