Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело
Шрифт:
Первоприсутствующий: Более нужды в спрошенных свидетелях стороны не имеют?
Товарищ прокурора: Я бы просил оставить свидетельницу Смелкову, а относительно других я ничего не имею.
Первоприсутствующий: Все допрошенные свидетели могут удалиться и более не возвращаться, кроме свидетельницы Смелковой, которую прошу явиться завтра к 10 часам утра. Затем я хочу пригласить стороны, ввиду того что предстоит чтение множества протоколов обысков и осмотров, а также осмотр значительного числа вещественных доказательств, представить письменные указания перед открытием завтрашнего
Товарищ прокурора: Обвинение не преминет исполнить это требование. Защитники также изъявили согласие.
Затем в 11 часов 20 минут пополудни первоприсутствующий объявил перерыв заседания до 11 часов утра следующего дня.
Здание Окружного суда на Литейном проспекте в Петербурге, где проходил процесс
Заседание 27 марта
По открытии заседания (в 11 час[ов] утра) первоприсутствующий объявил, что вследствие сделанного им во вчерашнем заседании предложения сторонам представить письменные заявления о тех документах и протоколах, на которые они считают необходимым ссылаться в заключительных прениях, прокурор и защитники представили таковые заявления. При этом первоприсутствующий прочел представленные заявления, заключающие в себе перечень различных протоколов и документов.
Подсудимый Желябов: Могу ли я просить о прочтении некоторых моих показаний, на которых г-н прокурор основывает свои выводы о моих отношениях к Рысакову? Так, я просил бы прочитать в подлиннике мое заявление от 2 марта и некоторые из протоколов, содержащих в себе мои показания, на которые ссылается прокурор в обвинительном акте, передавая их содержание неверно.
Первоприсутствующий: Я сперва предложу г-дам защитникам вопрос, не имеют ли они чего-нибудь против просьбы г-на прокурора о предоставлении ему права ссылаться на указанные им документы и протоколы.
Защита заявила, что она никаких возражений не имеет.
Товарищ прокурора: Я тоже ничего не имею против подобных же просьб, заявленных защитой. Что же касается до заявления подсудимого Желябова, то я нахожу, что закон не запрещает прочтения показаний, данных подсудимым, по его о том ходатайству, хотя надобности в прочтении показаний Желябова не вижу, так как подсудимый находится здесь налицо, давал уже пространные показания на суде и имеет право давать их во время судебного следствия, так что он может восстановить все те неверности, которые будто бы допущены при изложении его показаний в обвинительном акте, составляющем только программу обвинения, подлежащую проверке на суде. Наконец, относительно заявления, поданного Желябовым 2 марта прокурору палаты, я должен сказать, что оно приобщено к делу в качестве вещественного доказательства, о чем и составлен особый протокол, а потому я не возражаю против прочтения его или того протокола осмотра, в котором оно изложено целиком.
Первоприсутствующий (по совещании): Особое присутствие Правительствующего сената, выслушав заявление сторон
Затем продолжался допрос свидетелей.
Введен свидетель отставной рядовой Булатов.
Первоприсутствующий: Вы были дворником дома № 27 по Троицкому переулку?
Свид[етель] Булатов: Точно так.
– Посмотрите на скамью подсудимых и скажите, не проживал ли кто-нибудь из них в вашем доме?
– Вот эта (указывает на подсудимую Гельфман).
– Когда она к вам переехала?
– 15 сентября. После того как они переехали, я несколько дней спустя спросил: «Где ваш супруг служит?» Они отвечали: на железной дороге. Потом я заметил, что действительно он туда ходит – из ворот выходит налево, а она куда-то направо уходила.
На вопросы товарища прокурора свидетель Булатов объяснил, что подсудимая Гельфман жила у них не одна, а с Андреем Ивановичем Николаевым, про которого она говорила, что это ее муж; выехали они из дому 16 февраля.
Товарищ прокурора: В одно время они переехали?
Булатов: Нет, муж несколько дней раньше уехал, как она говорила, в Москву. Оттуда она получила от мужа письмо, что его родители здоровьем ненадежны, так что он не приедет сюда обратно и придется ей к нему ехать.
– Что же, после того перевозили куда-нибудь мебель?
– Купец какой-то приходил покупать. 15-го числа он приехал с двумя лошадьми, но уехал порожний. Я спрашиваю: «Что же вы, не сошлись, верно?» Да, говорит, она просила завтра приехать. Потом 16-го числа он приехал с теми же лошадьми и теми же извозчиками и взял мебель. Я спросил: почем купил? Он сказал, что за 56 рублей.
– Так что у нее не осталось вещей, а только один чемодан, и с ним она уехала?
– Да.
– Много ходило к ней гостей?
– Никого не замечал.
– В котором этаже была квартира?
– В шестом.
– Окна выходили на улицу?
– Нет, во двор, против ворот.
– Так что с улицы ни одного окна не видно?
– Нет, не видно. Только когда в ворота войдешь, так одно окно будет видно.
– В этом окне была опущена занавеска наполовину?
– Нет, не замечал.
Введен свидетель Смородин (дворник дома № 5 по Тележной улице).
Первоприсутствующий: Кто проживал у вас в доме, в квартире № 5?
Свид[етель] Смородин: Иван Петров Навроцкий с женой… вот эта, третья отсюда (указывает на подсудимую Гельфман). Жили они у нас совсем мирно, и ничего я за ними не замечал.
Товарищ прокурора: Когда они переехали к вам?
Смородин: Около 26 февраля.
– А в домовой книге они были помечены прибывшими раньше?
– Когда я взял у Навроцкого паспорт, то он обещал дать переходные листки, но потом их не представил. Я ввел их в книгу, а числа не поставил. У нас постоянно полагается так.