Убийство на пляже

Чибнелл Крис

Он медленно бредет в темноте к пляжу Харбор-Клифф. Лишь растущий месяц видит, как он снимает тапочки перед мемориалом Дэнни и продолжает идти дальше по песку уже босиком. У основания скалы он останавливается.

Вода плещется о его босые ноги, волны бросают камешки на его пальцы, а потом вымывают из-под них песок. Из кармана он вынимает фотографию, на которую газетчики так и не наложили свои лапы и которую он так и не смог сжечь. Поднеся ее к губам, он на прощание целует жену и ребенка и в последний раз обращается к Господу с молитвой.

Наступивший через два часа рассвет застает Джека Маршалла лежащим на спине, широко раскинув руки, словно крылья птицы. Морские водоросли зацепились за шнурок, подпоясывающий его халат, и запутались

в волосах. Волны то накатывают на него, то отступают. Контур его мертвого тела отмечен белой морской пеной.

Часть вторая

42

Десять дней прошло с тех пор, как пляж Харбор-Клифф дал второй труп за это лето. Дверь газетного магазина уже заколочена досками, а снаружи висит табличка агента по продаже недвижимости, предлагающая помещение в аренду. Несмотря на очень выгодное расположение между гаванью и пляжем, желающих не находится. Хотя здесь повсюду песок, но грязь — штука прилипчивая.

Единственным оправданием Джека Маршалла в глазах общества является газетный листок, приклеенный липкой лентой к стеклу витрины. На фотографии, сделанной в последний вечер его жизни, он одет в униформу Морской бригады. Ее сопровождает статья, написанная Оливером Стивенсом, с заголовком в одно слово: НЕВИНОВЕН.

Сейчас только половина одиннадцатого утра, но Карен Уайт уже пять часов как на ногах. Ее путешествие началось на рассвете в Лондоне с такси, затем была долгая поездка в поезде, а сейчас она едет тоже в такси, но малолитражке, с настежь открытыми окнами по единственной дороге, ведущей в Бродчёрч. Они не отстают от такого же миникеба, серого «воксхолла», который отъехал от вокзала в Таунтоне одновременно с ними. Пассажиром там едет худая женщина средних лет в черной шляпке со старомодной кружевной вуалью. Она одета слишком официально для представителя прессы, так что, похоже, Карен единственная из всей пишущей братии, кто удосужился проделать такое путешествие.

Она проверяет свой «Блэкберри» и думает о том, что нужно бы позвонить Олли. Их последний разговор состоялся во время его панического визита в ее гостиничный номер глубокой ночью. Почти со слезами на глазах он рассказал, что они облажались, что у Джека Маршалла внезапно оказалось алиби, и, хотя он сам все прекрасно понимал, все равно просил ее остановить публикацию сюжета, который уже ушел в печать. Она не спала всю ночь, а утром покинула город, после чего заставила себя проигнорировать море его сообщений и звонков, а через несколько дней — его имейл со сверхэмоциональной статьей, которую он написал для «Эха Бродчёрча», о том, как Джека Маршалла затравили до смерти. Карен попыталась нагнуть «Геральд», чтобы они напечатали более сдержанную версию этой истории. Данверс, который был в бешенстве от прокола, дал ей место для короткой заметки на тринадцатой странице. Она понимала, что ей еще повезло получить хотя бы это. Сюжет умер.

За прошедшие полторы недели Харди не сообщил ни об одной новой зацепке. Это означает, что ни один репортер и пальцем не притронется к этому материалу, пока, по крайней мере, кого-нибудь не арестуют, а вернее всего — пока кому-нибудь не предъявят обвинение.

Последним контактом Карен с кем-то из Бродчёрча был резкий имейл от Мэгги Радклифф, где говорилось, что она надеется: Карен довольна тем, что сделала. Карен не удостоила ее ответом. Все это — лицемерный вздор. Что-то она не заметила, чтобы Мэгги поверила Джеку, когда все это закрутилось. Ее распрекрасный Бродчёрч с радостью, страстно, набросился на него, как толпа из елизаветинских времен, бурно приветствующая публичное повешение. И довершающим моментом является то, что убийца до сих пор разгуливает на свободе, а Алек Харди через месяц расследования ни на шаг не приблизился к его поимке по сравнению с тем, где был на следующий день после смерти Дэнни.

Естественно,

ее мучит раскаяние: все-таки погиб человек. Она сожалеет, что, обозначив для прессы место расположения Бродчёрча на карте, тем самым открыла шлюзы для таблоидов и неминуемых охотников за сенсациями. Она не в восторге от того, как по нему прошлась бульварная пресса. Но она сделала то, что должна была сделать, чтобы привлечь общественное внимание к делу Дэнни Латимера, и никому не удастся заставить ее чувствовать себя виноватой по этому поводу. Мэгги должна это уже понять. Олли, когда немного повзрослеет, тоже это поймет. Но она не позволит, чтобы на ее руках была чья-то кровь. Она — они! — напишут самую лучшую статью, какую только можно написать, опираясь на имеющиеся у них материалы. В свое время Карен готова была поставить закладную на свой дом на то, что Джек Маршалл виновен. На него указывали все улики, и полиция тоже не видела в этом каких-то противоречий — пока не стало слишком поздно. Проверка записей с камер видеонаблюдения, блин: что может быть еще более основополагающим? А когда они уже реабилитировали его, то должны были сразу же сообщить всем об этом, здесь и сейчас. Они ведь знали, что местные ополчились на него. Карен тошнит от мысли, что Харди в Бродчёрче работает еще хуже, чем в Сэндбруке. Его необходимо снять с этого расследования и назначить кого-то другого, компетентного.

А пока этого не произошло, Латимерам не видать освещения в прессе по этому делу или справедливости, которых они заслуживают. Карен по-прежнему поддерживает связь с Бэт, как и с Кейт Гиллеспи, и пообещала ей предпринять последнюю отчаянную попытку удержать заинтересованность общественности в раскрытии дела Дэнни. Сегодня она сражалась единственным оружием, с которым знает как обращаться. Она смотрит на номер «Геральд» у себя на коленях — это первый сегодняшний выпуск, который она купила в киоске на вокзале Ватерлоо. С первой страницы на нее затуманенным взором смотрят налитые кровью глаза Харди. Она довольна заголовком.

Миникеб сворачивает на дорогу к церкви Святого Эндрю, по которой идет поток людей, одетых в черное, как и положено на похоронах. Настойчиво и печально раз за разом звонят колокола. Серый «воксхолл» останавливается прямо перед ними. Пассажирка медленно выходит из машины и пристально смотрит сквозь вуаль на колокольню.

Карен Уайт складывает лежащую на коленях газету и лезет в сумочку, чтобы рассчитаться с таксистом. Все эти люди пришли сюда, чтобы хоронить Джека Маршалла. Она же здесь, чтобы похоронить Алека Харди.

43

Пока заполняются скамьи в церкви Святого Эндрю, Харди тяжело опускается за свой письменный стол, на котором лежит свежий номер «Дейли геральд». Он так долго и пристально смотрит на него, что слова над фотографией то начинают расплываться, то вдруг резко становятся необычайно четкими.

ДВА РАЗОМ ЗАГУБЛЕННЫХ ДЕЛА

ОДИН УБИЙЦА ДЕТЕЙ НА СВОБОДЕ

ПОГИБ НЕВИНОВНЫЙ ЧЕЛОВЕК

ЭТО ЛИ НЕ ХУДШИЙ КОП БРИТАНИИ?

Он складывает газету пополам и беспомощным взглядом обводит кабинет. Во всех мыслимых местах разложены толстые папки, коробки с документами, раздувшиеся от бумаг файлы. И поперек этого бумажного моря плывет черный галстук, который он в последний раз надевал на похороны Шарлотты Гиллеспи.

Бюджет операции «Когден» достиг своего потолка. Со следующей недели Дженкинсон сокращает штат выделенных ему людей и ограничивает его запросы на криминалистические экспертизы. Так всегда бывает, когда расследование буксует. Начальство теряет уверенность и начинает паниковать по поводу того, как они будут объясняться с бухгалтерией. Харди должен за оставшиеся несколько дней по максимуму использовать свою команду, пока ее не разогнали. И за это время он побьет все рекорды по сверхурочной работе — если это еще возможно.