Убийство на поле для гольфа

Кристи Агата

– Да говорите же, мосье.

– Дело в том, что, – начал я, ощущая непреодолимое желание провалиться сквозь землю, – я встретил девушку, мою знакомую. Ей очень хотелось увидеть все собственными глазами, и я… ну, в общем, я взял ключ и показал ей покойного мосье Рено.

– О! – воскликнул следователь вне себя от негодования. – Вы действительно совершили серьезный проступок, капитан Гастингс. Это грубейшее нарушение! Как вы могли на это решиться!

– Знаю, – смиренно сказал я. – И готов выслушать самое суровое осуждение.

– Надеюсь, не вы пригласили приехать сюда эту

девушку?

– Конечно, нет. Я встретил ее совершенно случайно. Она англичанка, а сейчас живет здесь, в Мерлинвиле, но я об этом ничего не знал, пока сегодня утром нечаянно не встретился с ней.

– Ну, ладно, ладно, – сказал следователь, смягчаясь. – Конечно, это против всяких правил, но девушка, должно быть, молода и недурна собою. Ах, молодость, молодость! – меланхолически вздохнул он.

Но комиссар, менее романтическая личность, и не думал отступать:

– Но разве вы не заперли дверь на замок, когда уходили?

– В том-то и дело, – нехотя признался я. – Не могу этого себе простить. Моей приятельнице стало дурно, она чуть было не потеряла сознание. Я дал ей бренди с водой и настоял на том, чтобы проводить ее обратно в город. В волнении я забыл запереть дверь и спохватился, только когда вернулся на виллу.

– Стало быть, минут двадцать, по крайней мере… – проговорил комиссар медленно и не закончил фразы, ибо и так было ясно, что он думает по этому поводу.

– Совершенно верно, – сказал я.

– Двадцать минут, – многозначительно повторил комиссар.

– Прискорбно, – сказал мосье Отэ, снова становясь суровым. – Неслыханно!

Тут внезапно вмешался мосье Жиро:

– Вы считаете, что это прискорбно?

– Конечно.

– А я считаю, что превосходно, – заявил мосье Жиро.

Вот уж в ком не рассчитывал найти союзника!

– Вы говорите «превосходно», мосье Жиро? – переспросил следователь, искоса бросая на сыщика недоверчивый взгляд.

– Вот именно.

– Это почему же, позвольте полюбопытствовать?

– Потому что теперь нам известно, что убийца или его сообщник всего час назад еще находился здесь, рядом. Странно будет, если мы, зная это, не схватим его в самом скором времени. – Мосье Жиро говорил решительно и безапелляционно. – Он сильно рисковал, стараясь заполучить нож. Возможно, опасался, что на нем остались отпечатки пальцев.

Пуаро повернулся к Бексу:

– Вы ведь говорили, что их нет?

Жиро пожал плечами.

– Видимо, убийца не был в этом уверен.

Пуаро взглянул на него.

– Ошибаетесь, мосье Жиро. Убийца был в перчатках. Значит, он-то был уверен, что отпечатков на ноже нет.

– Я же не утверждаю, что нож взял сам убийца. Возможно, это был его сообщник, который про перчатки и не знал.

Помощник следователя собирал со стола бумаги. Мосье Отэ обратился к нам:

– Итак, мы свою работу выполнили. Может быть, мосье Рено, вы желаете, чтобы вам зачитали ваши показания. Я намеренно придерживался неофициального тона, насколько, разумеется, позволительно при судебном разбирательстве. Меня обвиняют в либерализме, но я готов снова подтвердить: мои методы оправдывают себя. Теперь это дело в руках нашего талантливого, нашего прославленного мосье

Жиро. Тут уж он, без сомнения, покажет, на что способен. Право, я удивлен, что убийцы до сих пор гуляют на свободе! Мадам, позвольте еще раз выразить вам мои искренние соболезнования. Мосье, желаю вам всего наилучшего.

И следователь отбыл в сопровождении помощника и комиссара полиции.

Пуаро вытащил свои часы-луковицу.

– Давайте, мой друг, вернемся в гостиницу и пообедаем, – сказал он. – А вы подробно расскажете мне о ваших утренних безрассудствах. Никто не обращает на нас внимания, и мы можем уйти не прощаясь.

Мы тихо вышли из комнаты. Следователь только что отъехал на своем автомобиле. Я стал было спускаться, но Пуаро остановил меня:

– Одну минутку, мой друг.

Он проворно извлек из кармана рулетку и с самым серьезным видом принялся измерять длину плаща, висевшего в холле. Прежде этого плаща я здесь не видел. Вероятно, он принадлежит мистеру Стонору или Жаку Рено, подумал я.

Удовлетворенно хмыкнув, Пуаро сунул рулетку в карман и вслед за мной вышел из дома.

Глава 12

Пуаро приподнимает завесу тайны

– Зачем вы обмеряли плащ? – спросил я, мучимый любопытством, когда мы неторопливо вышли на белую, нагретую солнцем дорогу.

– Parbleu! Чтобы узнать его длину, – невозмутимо ответил Пуаро.

Черт возьми! Невыносимая привычка Пуаро из каждого пустяка делать тайну никогда еще так не досаждала мне. Я снова замолчал и отдался течению собственных мыслей. Слова мадам Рено, обращенные к сыну, которым я тогда не придал особого значения, вдруг снова пришли мне на ум, наполненные новым смыслом. «Так ты не уехал, – сказала она, а потом добавила: – Впрочем, теперь уже все равно».

Интересно, что она хотела этим сказать? Слова загадочные, полные какого-то тайного смысла. Может ли быть, что она знает больше, чем мы думаем? Говорит, ей ничего не известно о том, что мосье Рено доверил сыну секретное поручение. Неужели она и впрямь ничего больше не знает или только притворяется? Наверное, она могла бы раскрыть нам глаза, если бы захотела. Но что означает ее молчание? Не есть ли это часть тщательно продуманного плана?

Чем дольше я думал об этом, тем более убеждался в основательности своих подозрений. Мадам Рено знает больше, чем находит нужным сказать нам. Своим удивлением при виде сына она выдала себя, на миг вышла из начертанной заранее роли. Уверен, ей известно, почему совершено убийство, а может быть, она знает и имена убийц. Но какие-то веские причины вынуждают ее хранить молчание.

– Вы так глубоко задумались, мой друг, – заметил Пуаро, нарушая молчание. – Что занимает ваши мысли?

Я изложил ему свои соображения, на мой взгляд довольно убедительные, хотя и опасался, что он поднимет меня на смех вместе с моими подозрениями. Но, как ни странно, он понимающе кивнул.

– Вы совершенно правы, Гастингс. Я с самого начала был уверен – она что-то скрывает. На первых порах я даже заподозрил, что если преступление и не ее рук дело, то, уж во всяком случае, она ему потворствовала.