Убийство на верхнем этаже. Дело об отравленных шоколадках
Шрифт:
Спустя час Роджер стал обладателем обширных сведений о жизни «Монмут–мэншинс», большая часть которых к делу отношения не имела, но пара–другая фактов дала возможность кое–что уточнить.
В целом мнения миссис Бонд и миссис Палтус относительно жильцов дома совпали. Аугустус Уэллер, заместитель редактора «Лондонского весельчака», вкупе с Френсисом Кинкроссом был также любимцем и миссис Палтус, хотя она и покачала головой по поводу бурного образа жизни и обилия пассий у первого из них. Роджер узнал, что молодые люди являются близкими друзьями и учились в одной школе, хотя Кинкросс года на два постарше. Оба они всегда приветствуют
Следом по степени привязанности следовали миссис Кинкросс и ее маленькая дочка, и миссис Палтус не поскупилась на добрые слова в адрес обеих, а затем – Эннисмор–Смиты, которые также, насколько позволяли им обстоятельства, вели себя дружелюбно по отношению к одинокой, но общительной вдове. Миссис Палтус почти дословно повторила полные сострадания к этой паре речи консьержки: это стыд вопиющий, что такая леди, как миссис Эннисмор–Смит, должна прислуживать в магазине, подай–принеси, быть на подхвате, да еще обращаться к людям ниже себя – «мадам», словно она какая–нибудь мисс из Камберуэлла или Кленхема, а ведь ее отец был генерал. Мужу миссис Палтус тоже сочувствовала, но немного свысока: «Характера лишен напрочь!» Если бы не жена, он бы совсем разорился и таскал по улицам лоток с сандвичами. К тому же непостоянный какой–то, то он смеется, то плачется, то весельчак, полный надежд, заслушаешься, и тут же опять жалобы, что он неудачник, и проку от него никакого, и хорошо бы со всем этим покончить, и чем скорее, тем лучше. Но знаете, когда единственный сын гибнет на войне, это кого хочешь сломает.
К миссис Бэррингтон–Брейбрук миссис Палтус была милостива, но не безоговорочно. Роджер понял, что первая леди имела неосторожность просветить вторую на предмет своего происхождения, матримониальных похождений и жизни в целом, что не произвело на миссис Палтус благоприятного впечатления. Впрочем, с приличествующей случаю сдержанностью миссис Палтус позволила себе заявить, что в предшествующей замужеству карьере миссис Бэррингтон–Брейбрук есть что–то в высшей степени недостоверное и лучше не вникать в это слишком глубоко. Мистера Бэррингтон–Брейбрука миссис Палтус недолюбливала откровенно. «Вечно командует! Всезнайка! И имеет наглость смотреть сверху вниз на тех, кто во всех отношениях выше его, только потому, что зарабатывает много денег! На редкость неприятный человек».
Когда дело дошло до мисс Эвадин Деламер, миссис Палтус плотно сжала губы и не проронила ни слова.
Роджер расстался с ней лишь около семи и знал к этому времени довольно много о каждом из жильцов «Монмут–мэншинс». В последние минуты своего визита он успел задать несколько беспорядочных вопросов, касавшихся мисс Барнетт, но не узнал ничего нового, за исключением того, что после довольно бурного чаепития (причину бури установить не удалось) миссис Палтус в четверть шестого удалилась к себе, и более ее дорогую подругу живой никто не видел.
– Чай и булочки с изюмом, – чуть не плача произнесла миссис Палтус. Она так любила булочки с изюмом, бедняжка. Ее единственная прихоть. Две булочки к чаю днем, и еще одна в девять вечера, уже в постели.
– Ах да, – кивнул Роджер. – Совсем забыл. Вы, конечно, не знаете, в котором часу точно мисс Барнетт в этот вечер легла спать?
– Почему
Он осторожно вошел в свою квартиру и, прежде чем пройти в кабинет, на цыпочках пробрался по коридору в кухню.
– А, Мидоуз? Да, скажите, Мидоуз… м–м… да. Ушла мисс Барнетт?
– Мисс Барнетт ушла ровно в шесть часов, сэр.
– Ну да. Разумеется… м–м… да. – Это была не слишком удавшаяся попытка убедить то ли себя, то ли Мидоуза, что он все еще хозяин своего мирка и капитан на своем корабле.
Но на его письменном столе в кабинете, аккуратно перепечатанные, уложенные в папку с наклейкой Тайна «Монмут–мэншинс», лежали его заметки, с которыми в их нынешнем виде, безо всякого сомнения, работать было гораздо удобнее.
Что и говорить, печально, когда мужская твердыня сдается под натиском женщин, но нельзя не согласиться, что и от женщин бывает прок. Даже в Оксфорде нынешние интеллектуалы, чахлые, с жабьими физиономиями, должны черпать силы у своих крепеньких ассистенток.
За обедом Роджер обдумывал свои следующие шаги. Теперь куда больше, чем прежде, он был убежден, что мисс Барнетт удавил один из четырех обитающих в «Монмут–мэншинс» мужчин. Очевидно, пришла пора познакомиться с подозреваемыми поближе.
Решив начать с Аугустуса Уэллера, Роджер без труда нашел уважительный повод для визита. Поскольку их с мистером Уэллером профессии некоторым образом пересекались и Роджер даже в свое время сотрудничал с «Лондонским весельчаком», он счел возможным восстановить утраченные связи во имя мифической молоденькой протеже, которая отчаянно нуждалась в заработке, но не умела ни сочинять, ни стенографировать, ни печатать и вообще не умела приносить хоть какую–то пользу кому бы то ни было.
Мистер Аугустус Уэллер самолично открыл ему дверь. Это был ладно скроенный молодой человек, на дюйм повыше Роджера (которого трудно было назвать высоким), с веснушчатым лицом и волосами песочного цвета.
– О–го–го, вот так сюрприз, – сказал мистер Уэллер. – Входите. Ужасно рад вас видеть. Осторожно, а то тут дыра в ковре.
Роджер, разумеется, вошел и проследовал за хозяином в маленькую гостиную.
– Ну это просто здорово, – сиял мистер Уэллер, включая еще одну лампу. Я все думал, когда же вы придете, и знаете, вы очень удачно выбрали время. Я как раз думал о какой–нибудь работенке.
– Если вы хотите работать… – начал было Роджер, слегка ошалев от сердечности, с какой принимал его совершенно незнакомый человек.
– Хочу?! Дорогой мой, да какой же болван хочет! Конечно не хочу. Да садитесь же. Вот это кресло самое надежное. Нет, правда, страшно рад вас видеть. Выпьете что–нибудь? У меня только пиво.
– Пиво? Пожалуй. Благодарю вас. Но простите, разве мы встречались прежде?
– А разве нет? – удивился мистер Уэллер.
– Насколько я знаю, нет.
– То–то я никак не мог вас признать! Ну, теперь все понятно. Главное, философски заметил мистер Уэллер, подавая пиво, – главное, что мы встретились теперь, не так ли? Ваше здоровье! Выпили.