Убийство по лицензии
Шрифт:
«Нервы ни к черту, — успокаиваясь, сказал себе Парнов и поудобнее устроился в кресле. — Довели меня до ручки своими развлечениями… Скорей бы уж домой… Черт с ними, с этой фирмой, только бы наконец оставили в покое. А то этот «Нескучный сад», кажется, превращает мою жизнь в нескучный ад…» Да, надо признаться, последние три недели его жизни трудно было назвать скучными…
— Слушай, а ты кого-нибудь из наших встречал в последнее время? — локтем ткнул дрыхнувшего приятеля в бок Парнов. Ему было скучно и тревожно, хотелось развлечься
— А? Что? Кого? — спросонья вскочил Елисеев, водя по сторонам сонными глазами. — Что, уже прилетели?
— Нет, до Москвы еще два часа.
— А…
— Говорю, наших видел кого? — настойчиво повторил вопрос Парнов.
— Наших? Кого это? Ах, наших… Ну, встречу иногда кой-кого. — Елисеев звучно зевнул, прикрывая рот рукой. — Да, Батенькин, знаешь, сейчас в Министерстве торговли отделом заведует.
— Батенькин? Неужели? — изумился Парнов. — Неужто вылез из своего Тьму-Тараканска?
— Вылез… Он-то мне и помог кое-чем. Ну там поставка икры в рестораны Европы и прочее… У него же связи…
— Понятно… Надо будет созвониться с ним… А еще кого видел?
Самолет ровно и надежно гудел точно шмель, попавший в спичечный коробок.
— Кутепова, говорят, в Германию с мужем уехала.
— Да ты что?
— Да. Она же наполовину немка. Ну, как только ветер подул в ту сторону, они сразу вызов себе оформили. Аркаша Хайт, естественно, в Израиле. У него там своя сеть парикмахерских. Лидка — помнишь, рыженькая такая? Ну, у тебя с ней еще роман был на третьем курсе?..
— Ну?
— Умерла от рака легких… Лапкин Генка спился. Говорят, бомжует теперь у трех вокзалов. У Хайруллина семеро детей и уже пятеро внуков. Переехал жить в деревню — там, говорит, расходов меньше. А Раечка…
— Какая Раечка?
— Ну, не темни… Та самая. Так вот, организовала какое-то турбюро, говорят, преуспевает. Это понятно, им, инвалидам, большое послабление. Налоговые льготы.
— Постой, постой, какая Раечка?
— Как какая! Темненькая, шустрая такая. На евреечку похожа. Резник. Она еще, чтобы поступить на наше режимное отделение, фамилию сменила. Помнишь? У вас еще история была… Говорят, она даже от тебя аборт делала…
Парнов медленно покраснел:
— Нет. Вранье это.
— Да брось ты! — Елисеев заговорщически толкнул его локтем в бок. — Уж я-то знаю! Моя Нюся ей тогда передачи в больницу носила, они ж подруги были…
— Да нет же, говорю тебе. — Парнов с раздражением повысил голос и добавил уже тише: — Не делала она ничего… Сын у меня… От нее.
— Правда, что ли? — Брови Елисеева удивленно поползли вверх.
— Да, представь. Отличный парень. Умница, головастый — весь в меня. МГУ, факультет журналистики окончил. Красный диплом. Сейчас работает экономическим обозревателем. Да, знаешь, я ведь уже дедушка! Целых полгода! — В приглушенном голосе звучала гордость.
— Ну поздравляю! — Елисеев вздохнул. — А мои оболтусы чего-то все тянут… Говорят, время сейчас
— А мой-то и знать меня не хочет, — мрачно добавил Парнов. — Мать, наверное, науськала…
— Что ж, ее можно понять, она после той истории к креслу прикована, говорят, инвалид…
— Я б тебе фотографию Славкину показал, но… — Парнов развел руками, — документы украли… Жалеть обо всем не жалею, а так… Чего-то все думаю в последнее время, может, встретиться с ней, помириться… Может, и сын тогда признает… Тянет меня к нему, знаешь ли.
— Конечно тянет, — солидно подтвердил Елисеев. — Своя кровь. Ну а жена твоя что?
— Что… Она манекенщица… бывшая. Фигуру бережет… Детей — ни в какую!
Сомневающийся взгляд Елисеева вновь наткнулся на полосатые брюки и застыл, разглядывая мазутное пятно, намертво присохшее к коленке. Елисеев вспомнил ресторанный разговор, бредни бывшего однокашника о пятикомнатной квартире на Тверской-Ямской и подумал: «Надо бы его психиатру показать. То нормальный-нормальный, а то заговариваться начинает. Манекенщица, фирма своя, шофер… На алкоголика вроде не похож, но явно не в своем уме». Вслух он осторожно спросил:
— А со здоровьем у тебя как?
— Со здоровьем? — Парнов легкомысленно отмахнулся. — Да нормально! Все как положено — пробежка по утрам, два раза в неделю — зал силовых упражнений, солярий, массаж. К врачу даже и не хожу, только для профилактики. Жена западных романов начиталась, недавно к психотерапевту меня потащила. Сейчас, говорит, мода в Америке такая, чтобы, значит, раз в месяц душу свою изливать и еще деньги бешеные за это платить…
— И что тебе сказал психотерапевт? — напряженно спросил Елисеев, слегка отодвигаясь от приятеля.
— Да психа из меня чуть не сделал. — Парнов простодушно улыбнулся. — Спрашивал все, не занимался ли онанизмом в детстве, за девочками в раздевалке не подглядывал ли. Подглядывал, говорю. Ты, говорю, сам небось тоже подглядывал. Пытался он сначала мне очки втирать: мол, комплекс тот, да другой, да фиксация на ранних эротических впечатлениях, а я ему…
Елисеев уже не слушал. «Точно, не в себе Алешка, — думал он. — Еще втянет в какую-нибудь историю…»
Заложило уши. Самолет мелко задрожал, пробираясь за плотную пелену облаков. За толстыми стеклами иллюминаторов как будто разлили белое молоко.
— Прошу пристегнуть привязные ремни, — показывая все свои зубки, произнесла стюардесса. — Наш самолет начал снижение в аэропорту города Москвы.
— Ну, слава Богу, — с облегчением вздохнул Парнов. — Сейчас, Димка, возьмем такси и сразу ко мне. Я тебе деньги за билет верну и с женой познакомлю.
Глава 26
В своем тонком, летящем на ветру плаще Лидия Марушкина решительной походкой вошла в дом, притаившийся в глубине зеленого сада. Весь ее вид свидетельствовал о непреклонной твердости.