Убийство по-римски
Шрифт:
— Итак, — объявил мистер Мейлер, — начнем наше путешествие в прошлое.
Женщина с открытками боком проскользнула к входу в храм. Лицо ее было опущено и по-прежнему прикрыто черным платком. Почти неслышно она пробормотала: «Cartoline [16] ? Поста-карда?», продвигаясь в сторону Себастиана Мейлера.
— Внутри есть лучшие. Не обращайте внимания, — сказал он туристам и двинулся мимо женщины.
С молниеносной быстротой она сорвала с лица платок, взглянула ему в лицо и прошептала:
16
Открытки (ит.).
— Brutto! Farabutto! Traditore! [17] — и прибавила нечто походившее на поток брани. Глаза ее пылали. Губы ее растянулись в усмешке и потом поджались. «Сейчас она плюнет ему в лицо», — подумала встревоженная Софи, и женщина плюнула, но мистер Мейлер с ловкостью увернулся. Плевок пролетел мимо, а она стояла на своем месте с видом оперной мегеры. Она даже разразилась жутким смехом. Мистер Мейлер уже вошел в базилику. Его обеспокоенное стадо с двух сторон обогнуло торговку и поспешило за ним.
17
Скотина! Мерзавец! Предатель! (ит.).
— Кеннет, милый, — пробормотала леди Брейсли. — Послушай! Это что-то не похоже на веселую прогулочку!
Софи оказалась в обществе Барнаби Гранта и Аллейна. Аллейн спросил Гранта:
— Что, эта дама была помещена у входа для создания колоритной атмосферы? Она здесь постоянно или это живописная случайность?
— Мне ничего не известно о ней, — сказал Грант. — Надо думать, безумная. Жуткая старая баба, правда?
«Да, но он не ответил на вопрос», — подумала Софи и обратилась к Аллейну:
— Вам не кажется, что весь этот театр в переводе на наши англосаксонские нравы сведется лишь к холодному взгляду и подавленному вздоху?
Грант взглянул на нее через плечо Аллейна и живо откликнулся:
— Пожалуй! Надо брать в расчет их чувство драматического.
— В данном случае излишнее, — холодно проговорила она, сознательно отвечая оскорблением на оскорбление.
Грант перешел к ней и поспешно сказал:
— Я наконец-то узнал вас. Тогда я не узнал. Мы ведь встретились в «Костер-пресс», правда?
«Костер-пресс» было название его лондонского издательства.
— На мгновение, — сказала Софи и воскликнула: — Как здесь чудно!
Они были в базилике.
Она сияла великолепием, словно излучая собственный свет. Она вся жила красками: «средиземноморская» красная, ярко-розовая, голубая, зеленая, слоновая кость и багровый мрамор, трепетная золотая мозаика. И в этом стечении красок доминировал тот самый пунцовый цвет, который образует живой фон римских и помпейских фресок.
Зачарованная Софи отделилась от группы и не могла наглядеться. Оставшийся с Аллейном Грант немедленно присоединился к ней.
— И мне надо обо всем этом говорить, — пробормотал он. — О Боже, как не хочется!
Она бросила на него быстрый взгляд и спросила:
— Тогда зачем говорить?
— Вы думаете, я притворяюсь? Простите.
— На самом деле не все ли равно, что я думаю?
— Не надо быть такой злюкой.
Они с изумлением посмотрели друг на друга.
— Я ничего не могу понять, — неожиданно сказал Грант. — Я же вас совсем не знаю.
— Ничего, — в панике задохнулась Софи. — Это меня не касается. Простите, я вас оскорбила.
— Ничуть.
— А теперь, — пропел Себастиан Мейлер, — я даю слово моему многоуважаемому коллеге мистеру Гранту.
Грант слегка и принужденно поклонился Софи и вышел лицом к аудитории.
Он начал. Он тоже хорошо знал свое дело, но придавал своим словам то очарование, которого недоставало мистеру Мейлеру. «Хотя бы потому, — признала Софи, — что он выглядит гораздо привлекательнее». Тонкие черты его довольно красивого лица прекрасно гармонировали со средневековыми изображениями. Он ввел их глубже в сияющую церковь. В ней были еще две-три группы туристов — немного по сравнению с толпами, осаждающими знаменитые памятники.
Грант объяснил, что даже в этом, самом недавнем из трех слоев Сан-Томмазо, несметные богатства различных эпох. Когда в двенадцатом веке старую церковь засыпали, ее сокровища, включавшие предметы из языческого домовладения внизу, перенесли в новую базилику, так что классические, средневековые и ренессансные работы перемешались.
— Они находились рядом так долго, что с течением времени срослись. Теперь вы видите, как прекрасно они гармонируют друг с другом.
— То же бывает и на домашнем уровне, не правда ли? — сказал Аллейн. — В домах, принадлежащих одному роду в течение многих поколений, образуется некое согласие противоположностей.
— Совершенно верно, — согласился Грант, быстро взглянув на него. — Пойдемте дальше.
Волна ароматов возвестила о том, что к локтю Аллейна пристроилась леди Брейсли.
— Как замечательно вы это выразили, — пробормотала она. — Какой вы умный.
Замшевая перчатка с костистым содержимым коснулась его руки. Она свесила голову набок и поглядывала на него. Наблюдавшая за ним Софи подумала, что его лицо словно закрыла занавеска, и действительно, Аллейн страдал от наплыва отвращения и жалости и сознавал свою беспомощность. «Что бы я только не дал, — думал он, — чтобы избавиться от этой дамы».
С другой стороны к леди Брейсли подошел Себастиан Мейлер и прошептал что-то, что Аллейн не разобрал. Грант заговорил снова. Перчатка сползла с руки Аллейна, и леди Брейсли с мистером Мейлером скрылись из виду за соединением двух пилястров. «Что это? — раздумывал Аллейн. — Мейлер пришел мне на выручку или он хочет сказать леди Брейсли нечто особенное и тайное?»
Грант провел группу по центру нефа и сквозь огражденную scola cantorum [18] . Софи думала, что он говорит не слишком много и не слишком мало, но все к месту. Ее изумила огромная золотая чашевидная мозаика апсиды. Акант и виноградные лозы, переплетаясь, обнимали группки обыкновенных людей, занятых своими средневековыми делами. Хотя крест доминировал надо всем, казалось, и он вырос из какого-то дохристианского дерева.
18
Место для хора (лат.).