Убийство в антракте
Шрифт:
Смелые разоблачения деятельности бывших коллег генерала всколыхнули общественное мнение. Однако буря возмущения выкипела на митингах, оставив тошнотворный осадок, и сил для решительных действий не хватило. Методы спецслужб одинаковы повсюду, и обыватель, прослышав об очередных темных делишках госбезопасности и будучи начитан в отношении злодеяний ЦРУ, поражался разве что сходству приемов.
Со свойственной ему воинской прямотой и решительностью, Ветлугин встал на позиции сторонников радикальных перемен, тем самым связав свою судьбу с демократическим движением. За этим последовала отставка. С ним люди связывали надежду на обретение путей к лучшей жизни. И не было, казалось, силы, способной затормозить демократические преобразования и вернуть страну к старому.
Несмотря на расхождение во взглядах, отношения между старыми друзьями остались теплыми, и за откровенность каждый платил откровенностью. С появлением фракций внутри партии, Гудин и сам склонялся влево, но считал преждевременным предпринимать какие-либо шаги.
Военная выправка Ветлугина удивительно шла к его манере мыслить и изъясняться точно, кратко, афористично. Лицо поражало спокойным благородством черт, в нем не было ни капли позерства, лишь чувство собственного достоинства, присущего человеку, который при всех обстоятельствах честно исполнял свой долг.
Немногочисленная охрана у офиса новой демократической партии пропустила Гудина без всяких расспросов. Кого следовало, здесь знали в лицо. Кабинет генерала отличался почти казарменной скупостью интерьера. Михаил Степанович вспомнил заметку в местной газете, где говорилось о том, что бывший генерал продал с аукциона доставшуюся от предшественников дорогую мебель, а деньги передал в Фонд помощи беженцам — жертвам межнациональных конфликтов.
— Приветствую, Федор Ксенофонтович! Небогатые у тебя апартаменты, прямо скажем.
Приятели тепло пожали руки.
Уже разуверившийся в коммунистической доктрине, Гудин, однако, не спешил покидать партию, подобно многочисленным перебежчикам, почувствовавшим, куда ветер дует. Однако подчас не мог обойтись без помощи Ветлугина и кое-кого из его команды. Вот и теперь привела его сюда нужда.
— Да, Миша, история, конечно, — не приведи Господь. Наследнички! Иной раз и задумаешься — а стоило ли вообще огород городить? Я в отставке уже года три, но пока еще есть с кем потолковать. Госбезопасность одним хороша — консерватизмом, что, иначе говоря, означает верность принципам. Насколько они справедливы — это другой вопрос, по крайней мере, я публично заявил об их демократичности. Конечно, многие вчерашние коллеги отвернулись от меня, но далеко не все... Так как бишь его фамилия?
— Шутишь, Федор?
— Шучу. Кронов Александр Юрьевич. Год рождения и статья обвинения тоже помню. С этим ничего не поделаешь — профессия. Хорошо, постараюсь как можно быстрее выяснить по своим каналам, что там с Кроновым, а потом, если парня действительно гробят, воспользуемся гласностью. Хуже не бывает, когда старательному следователю до зарезу требуется раскрыть что-нибудь. При излишке рвения случается, что совесть помалкивает. А дочку успокой. Если парень невиновен...
— Да какой он ей парень? Кого ты в зятья мне прочишь — алиментщика занюханного?
— Насчет зятьев сам разбирайся, но если Кронова к стенке гнут впустую, надо спасать. Будь он трижды алиментщик. А с Олей я сам переговорю. Пришли-ка ты ее, наверное, ко мне, возможно, какие-то детали всплывут.
— Думаешь, я не договариваю? Или она тебе выложит то, в чем отцу не открылась?
— Мишуня, ты так и останешься навеки записным оратором. А я привык действовать. Оброненная твоей Олей крупица информации должна быть подобрана профессионалом. Выбирай: либо ты меня слушаешь, либо занимайся всем этим делом сам.
— Что я в этом понимаю, Федор! У меня нет опыта общения с убийцами.
— Что еще совершенно не доказано.
— Меня лично устраивает любой результат. Только бы с этим наконец покончить.
— А меня интересует только правда. За «любым» результатом тебе следовало к Мохначу обращаться. Глядишь — через полгодика и расшлепали бы непрестижного зятька.
— И давно, Федор, ты таким гуманистом стал?
— А я им и был. Нет на мне душ, невинно загубленных. И если кто и отбывает срок из-за моей ошибки, то не по моей злой воле, а вследствие нашей дерьмовой политики. Я не палач, Миша, я солдат, и профессиональных навыков еще не растерял.
— Да, хватка у тебя бульдожья. Поглядел я на предвыборную кампанию.
— Что ж, проиграл, но честно. Словом, присылай завтра с утра Ольгу ко мне. Только не вези ее на своей служебной. Пусть своим ходом девочка добирается. Незачем нам шум вокруг этого дела поднимать.
Впервые со дня трагических событий в Доме офицеров Оля Гудина спала спокойно. В разговоре с отцом блеснула надежда, она испытала опустошающее облегчение и забылась.
Проснулась рано. Ждала приближения условленного часа в постели, затем поднялась, привела себя в порядок. Не могла заставить себя проглотить ни крошки. Отец спозаранку, как всегда, уехал на работу. Молча проскользнула мимо Марии Петровны, хлопнула дверью. Пронеслась мимо вахтера в парадном, толкнула вращающуюся дверь, едва не сбив с ног импозантного мужчину в светло-сером плаще.
Этого соседа Оля знала только в лицо, ей и не приходило в голову поинтересоваться, как его зовут, чем он занимается. Ну что особенного — человек каждый год меняет машину, у каждого свои странности. Это не повод для любопытства.
— Куда спешит очаровательная соседка? Если в сторону Молчановки — могу подбросить.
К удивлению Оли, действительно, оказалось по пути. В дороге она молчала, погруженная в свои мысли, не навязывался с разговорами и водитель. Солидный «форд» вел легко, лишь изредка отпуская короткие замечания, из которых можно было заключить, что Евгений Павлович связан по работе со сферой «Интуриста». Подробностями Оля не интересовалась, а комплимент, отпущенный на прощание водителем, и вовсе пропустила мимо ушей.
Высадив девушку возле особняка Демократической партии, Евгений Павлович двинулся дальше, очевидно, по своим интуристовским делам.
— А, Оленька! Давно не виделись. Мы стареем, красота цветет. Позабыли вы меня с Михаилом Степановичем. Что мама? Надобно ей привет и приглашение через тебя передать. Знаю я Михаила: в своей суете все перезабудет. Ну, рад, рад тебя видеть. Однако пора и к делу.
— Отец вам говорил, Федор Ксенофонтович...
— Именно. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты сама все рассказала.