Убийство в Миддл-темпл. Тайны Райчестера (сборник)
Шрифт:
И Спарго вкратце изложил обстоятельства дела Марбери, начиная с ночного эпизода в Миддл-Темпл и заканчивая появлением серебряного билета. Мистер Куотерпейдж слушал его с живейшим интересом, кивая, когда журналист озвучивал самые драматичные моменты.
– А теперь, мистер Куотерпейдж, – предложил Спарго, – позвольте сообщить вам свои выводы. Я считаю, что человек, остановившийся в отеле «Англо-Ориент» и убитый той же ночью в Миддл-Темпл, был не кто иной, как Джон Мэйтленд. Я понял это сразу, услышав ваш рассказ о серебряном билете. Признаюсь, вы дали мне ценнейшую информацию, и она приблизила меня к решению загадки. Иначе говоря – к ответу на вопрос, кто убил Джона Мэйтленда, или Марбери. Ваш рассказал о Чамберлене навел меня
– Верно, – подтвердил мистер Куотерпейдж. – Среднего роста, плотный и светловолосый. Боже мой, какая удивительная история, мистер Спарго! И вы действительно думаете, сэр, что Джон Мэйтленд и Джон Марбери – одно и то же лицо?
– Я убежден. Вот как мне все это представляется. После освобождения Мэйтленд уехал в Австралию и поселился там. Затем он вернулся, и, похоже, с деньгами. В день приезда его убили. Эйлмор – единственный человек, который о нем что-то знает, но не говорит всего. Однако Эйлмор признал, что знал его в давние времена, примерно двадцать лет назад. Где они встречались? Эйлмор утверждает, что в Лондоне. Но тут все очень туманно. Он не сообщает ничего определенного – ни где они встречались, ни чем он сам занимался в то время. Вы не помните, к Мэйтленду когда-нибудь приезжал человек, похожий на Эйлмора?
– Нет, – ответил мистер Куотерпейдж. – Мэйтленд вел тихую и размеренную жизнь: пожалуй, он был самым незаметным человеком в городе. Не припоминаю, чтобы у него когда-нибудь вообще появлялись посетители, тем более с такой внешностью, как у вашего Эйлмора.
– А Мэйтленд часто бывал в Лондоне?
Мистер Куотерпейдж рассмеялся:
– Чтобы продемонстрировать вам, насколько хороша моя память, я расскажу об одном эпизоде, случившемся в «Драконе» за пару месяцев до суда над Мэйтлендом. В тот вечер мы, как обычно, собрались в баре, и к нам, вопреки обыкновению, заглянули Мэйтленд с Чамберленом. Чамберлен обмолвился, что завтра утром снова поедет в Лондон – он вечно мотался туда и обратно. Мэйтленд заметил, что из всех англичан, мужчин его возраста, положения и достатка, он, пожалуй, единственный, кто никогда не бывал в Лондоне! И я не думаю, что он успел побывать там до начала суда. Точнее, я в этом не сомневаюсь, потому что если бы было иначе, я бы наверняка знал.
– Странно, – пробормотал Спарго. – Я абсолютно уверен, что Мэйтленд и Марбери – один и тот же человек. Насчет сундучка я думаю, что Мэйтленд аккуратно закопал его перед арестом, а потом, выйдя из тюрьмы, выкопал обратно. Вскоре он уехал с ним в Австралию и привез обратно в Англию. Там всегда лежали фотография и серебряный билет. К тому же…
Дверь в библиотеку открылась, и в комнату заглянула служанка.
– Пришел посыльный из «Дракона», сэр, – сообщила она. – Принес две телеграммы для мистера Спарго. Говорит, это срочно.
Глава двадцать первая
Арест
Спарго поспешил в прихожую и, взяв телеграммы у посыльного, быстро вскрыл оба конверта. Прочитав их, вернулся в библиотеку.
– Есть важные новости, – произнес он, плотно закрыв за собой дверь и вновь заняв свое место. – Я прочту вам телеграммы, сэр, и мы обсудим их в свете того, о чем говорилось сегодня утром. Первая пришла из моей редакции. Мы отправили запрос о Марбери в Австралию, точнее, в тот городок, откуда он приехал, – Колумбиджи. В редакцию только что пришел ответ, и они переслали его мне. Он адресован шефом полиции Колумбиджи главному редактору «Наблюдателя»:
«Джон Марбери приехал в Колумбиджи зимой 1898–1899 гг. Спутников у него не было. Он располагал значительной суммой денег, поскольку сразу по приезде приобрел долю в небольшой овцеводческой ферме, принадлежавшей Эндрю Робертсону. Робертсон, по-прежнему живущий в городке, утверждает, что приезжий ничего не рассказывал ему о себе, кроме того, что он вдовец и уехал из Англии по состоянию здоровья. Он также упоминал о своем умершем сыне и о том, что у него больше нет никаких родственников. Марбери вел замкнутый и уединенный образ жизни, практически не покидая ферму. Однако примерно полгода назад он съездил в Мельбурн и, вернувшись, сообщил Робертсону, что обстоятельства заставляют его вернуться в Англию и он хочет продать свою долю в ферме. Робертсон выкупил ее за три тысячи фунтов, и Марбери вскоре уехал в Мельбурн. По мнению Робертсона, в момент отъезда у него было с собой от пяти до шести тысяч фунтов. Он рассказал Робертсону, что встретил в Мельбурне человека, тот сообщил ему неожиданные новости, но не объяснил, какие именно. Покидая Колумбиджи, имел с собой такой же багаж, с каким приехал: толстое портмоне и маленький кожаный сундучок. Больше о нем ничего не известно».
– Это все, – сказал Спарго, положив телеграмму на стол. – По-моему, очень полезная информация. Но есть гораздо более удивительная новость. Она пришла от Расбери – помните, я рассказывал вам про детектива, который занимается данным делом? Он обещал держать меня в курсе событий, пока я буду здесь. Так вот, он пишет:
«Появились новые улики, указывающие на виновность Эйлмора. Власти решили арестовать его. Поспешите, если хотите получить материал для завтрашней газеты».
Спарго присоединил вторую телеграмму к первой, подождал, пока старый джентльмен ознакомится с обеими, и встал.
– Мне надо ехать, мистер Куотерпейдж, – заявил он. – На всякий случай я уже просмотрел расписание поездов. Успеваю на 1.20 в Паддингтон – значит, буду на месте к половине пятого. Но у меня есть еще свободный час. И я хотел бы повидать в Маркет-Милкастере одного человека. Фотографа. Помните, я говорил вам, что в сундучке нашли не только серебряный билет, но и снимок? Я думаю, что его сделали здесь.
Мистер Куотерпейдж тоже встал и надел шляпу.
– В этом городе есть только один фотограф, – сказал он. – Он живет тут с очень давних пор. Его зовут Купер. Я провожу вас к нему: это всего в нескольких домах от нас.
Мистер Купер оказался седовласым мужчиной преклонных лет. Спарго вкратце изложил ему суть дела.
– Вы помните, как фотографировали сына Джона Мэйтленда, управляющего банком, лет двадцать назад? – спросил он, как только мистер Куотерпейдж представил его фотографу, объяснив, что джентльмен из Лондона хочет задать несколько вопросов.
– Прекрасно помню, сэр, – ответил мистер Купер. – Так, словно это было вчера.
– У вас, случайно, не осталась копия? – продолжил Спарго.
Но мистер Купер уже рылся в стопке альбомов. Он вытащил один из них, помеченный 1891 годом, и принялся листать страницы. Через минуту положил на стол нужный снимок:
– Вот, сэр.
Спарго бросил взгляд на фотографию и повернулся к мистеру Куотерпейджу.
– Как я и думал, – заявил он. – Тот же снимок, что мы нашли в сундучке с серебряным билетом. Весьма вам признателен, мистер Купер. Мне осталось задать лишь один вопрос. Вы передавали кому-нибудь другие копии этого снимка после суда над Мэйтлендом? Или, лучше сказать, после того, как семья покинула город?
– Да, – ответил фотограф. – Я отправил полдюжины снимков мисс Бэйлис, тетушке малыша, которая, собственно, и привела его в мою фотостудию. Могу дать вам ее адрес. – Он снова начал копаться в своих бумагах. – Где-то он у меня был.