Убийство в Рабеншлюхт
Шрифт:
В ответ священник только посмотрел на жандарма долгим задумчивым взглядом. Он явно думал о чем-то своем.
— Я посмотрю пока в столе, — не дождавшись ответа, сказал тот. — Должны же быть у него еще какие-нибудь бумаги. Вот и посмотрим, Феликс писал это или нет.
Бумаг в столе оказалась целая кипа. Среди них какие-то недописанные учебные работы, конспекты, лекции, фривольные записочки, которыми перекидываются студенты на занятиях… Так что установить истинный почерк убитого не составило никакого труда. Именно Феликс и написал записку
— Неслабая сумма! — изумленно произнес Бауэр. Он обернулся к слугам, стоявшим в дверях и спросил:
— Так вы говорите, отец отказал Феликсу в крупной сумме денег?
Сцилла и Харибда одновременно кивнули.
— А потом он беседовал с матушкой… — вставил отец Иеремия.
— Точно! — указательный палец Бауэра взметнулся вверх. — А потом он поговорил с фрау Шульц и взял деньги у нее. Вы хорошо соображаете, святой отец, вам бы в полиции работать.
— Бог каждому определяет его место, — ответил смущенный похвалой отец Иеремия. — Боюсь, стезя полицейского все же не для меня. Мое дело — таинства и молитва.
— И за убийцу вы тоже молиться будете? — хмыкнул Бауэр.
— Он такой же человек, как и все, — вздохнул отец Иеремия. — И ему сейчас куда труднее, чем остальным. Познав грех убийства, сложно остановиться. Вот за это я и буду молить Господа нашего. Чтоб остановил и вразумил.
— Странный вы человек, святой отец, — в голосе Бауэра прозвучало что-то вроде уважения. — Даже будь я верующим, за врагов своих никогда бы не молился.
Он помолчал, а потом добавил:
— А почерк-то точно Феликса. Везде одинаков. И вот еще папка тут с какими-то рисунками.
В найденной жандармом папке лежало несколько акварелей с видами холмов и множество карандашных набросков. Рисунки были талантливы — Феликс умел и любил рисовать. Вот полная мельничиха, переваливаясь, идет по деревне, неся из лавки обрез материала. Вот пастушок гонит стадо коров, а за ним следит из кустов расписанная под пиратку свинья. Молочница ругается с мужем. Мрачный мадьяр на поляне разделывает ножом кабана. Рисунок карандашный, но лужу крови вокруг Феликс раскрасил красной краской. Получилось не просто мрачно, а даже как-то не по себе от такой карандашно-кровавой картинки.
Рука Бауэра выдернула из стопки один из рисунков, и жандарм громко рассмеялся.
На рисунке была изображена полулежащая обнаженная Лаура с бокалом вина, лукаво улыбающаяся художнику.
— Он её все-таки… — последнее слово было не просто нецезурным, но еще и ужасно пошлым. Иоганн против своей воли зарделся, а священник сердито посмотрел жандарма. Под взглядом отца Иеремии тот смутился.
— Извините, святой отец, — пробормотал Бауэр. — Я же солдат все-таки. У нас такие рисунки в окопах ходили… сами знаете, война, пули, смерть. Тут поневоле
Священник взял из рук жандарма рисунок и поучительным тоном произнес:
— Тут, между прочим, ничего похабного и нет. С любовью нарисовано. Все-таки художником Феликс был неплохим. Вот, кстати, смотрите…
И отец Иеремия вытащил несколько листков с изображением привидений. Иоганн с любопытством посмотрел на них и разочарованно выдохнул. Мадьяр с ножом был по-настоящему страшный, а эти… Ненатуральные какие-то привидения. Словно натянутые на что-то простыни, сквозь которые солнечный свет проходит. Неудачный рисунок.
— Вот она ваша религия, — жандарм постучал пальцем по рисунку. — Сплошные суеверия.
— Суеверия, сын мой, осуждаемы церковью, — вздохнул отец Иеремия. — Истинная вера к ним никакого отношения не имеет.
Жандарм спорить не стал, лишь пожал плечами: у вас, мол, свое мнение, а у меня свое.
Больше ничего в доме семьи Шульц найти не удалось. Когда они вышли на крыльцо, Луна спряталась за облаком, и оттого стало совсем темно. Лишь в прямоугольник открытой двери лился из дома свет, вновь делая тени длинными и нереальными.
— Вы, святой отец, хорошо соображаете, — неожиданно повторил Бауэр на прощание. — Поосторожнее что ли будьте… Жизнь она дороже правды, уж поверьте старому воину.
Помолчал и добавил:
— Темень-то какая… Может вас до дома проводить?
Отец Иеремия ничего не ответил. Лишь отрицательно покачал головой, перекрестился да двинулся с Иоганном в направлении церкви.
24
Луна снова выглянула — теперь она светила в лицо, и тени послушно прятались за спиной.
— Надо бы поговорить с Рудольфом, — озабоченно произнес отец Иеремия. — Но теперь завтра. Ты, наверное, проголодался? Мы ведь с тобой так и не пообедали сегодня…
Иоганн кивнул. Есть действительно хотелось сильно, просто раньше как-то не было времени об этом думать.
Они уже подходили к дому, когда со стороны кутузки раздался громкий крик. Даже не крик, а самый настоящий визг. Отец Иеремия и Иоганн на секунду застыли, а затем священник развернулся и торопливо зашагал обратно.
«Что-то случилось с Себой!» — мелькнуло в голове Иоганна, и юноша рванул с места, обгоняя дядю. Неужели господин Вальтер ошибся? Неужели убийца все же добрался до Себастьяна?
Выскочив на базарную площадь, юноша увидел взломанную дверь кутузки, и сердце его ухнуло в пятки. Опоздал! Понесся еще быстрее, заскочил в помещение — дверь в маленькую комнату, где держали Себастьяна, была распахнута. Он рванул ее на себя, влетел в комнату, споткнулся о рулон сетки и распластался на полу, больно ударившись о стену. В комнате никого не было. Никого. Сел, потирая ушибленный лоб, попытался сосредоточиться, сообразить куда делся Себастьян…
Снаружи послышался непонятный шум, а затем донёсся грозный рык Бауэра: