Убийство в Рабеншлюхт
Шрифт:
Филипп, с докторским чемоданчиком, растрепанный, заспанный, с красными воспаленными глазами и трясущимися руками, в давешнем своем костюме, в котором, очевидно, и спал, весь помятый и не очень чистый, наклонился над раненым. Велел остальным отодвинуться подальше, ворот рубахи жандарма был порван, доктор откинул его, прощупал на сонной артерии пульс, оттянул пальцами веки, быстро осмотрел рану на голове — похоже, даже в состоянии жестокого похмелья Филипп не терял рассудка и понимал, что должен делать. Сильно нажав на шею жандарма около ключицы большим пальцем —
— Святой отец, подержите, — попросил он священника и протянул ему револьвер. — Похоже, Вы у нас теперь за старшего.
— Как он? — спросил отец Иеремия.
— Его хорошо стукнули по затылку, чем-то тяжелым, возможно, камнем. Но череп, слава Богу, цел. Если до утра доживет, то скорее всего оклемается. Лишь бы заражения не было. Надо аккуратно перенести его в дом и остановить кровь.
Несколько крестьян взяли раненого жандарма на руки и понесли в дом. Отец Иеремия потянул доктора в сторону — туда, где лежал труп Герты.
— Филипп, здесь уже не поможешь, но одним глазом гляньте, пожалуйста… Что тут произошло?
Доктор быстро осмотрел тело Герты и сказал, что на нее и жандарма, очевидно, напал один и тот же человек. У старухи на затылке кровоподтек. Очевидно, ее также ударили сзади, хоть и не так сильно. Однако, ей хватило…
— А господин Вальтер двужильный. У него мощный организм. Вероятно, он не сразу потерял сознание после удара, а успел выхватить револьвер, дважды выстрелить и даже отбежать на несколько шагов. Даже в состоянии шока стремился догнать убийцу. А тот, скорее всего, проскочил в дыру в заборе. Кстати, а убийцу поймали?
— За ним побежал Франц, — сказал отец Иеремия. — Он подошел сюда одним из первых. Надеюсь, что с ним все в порядке и он поймает преступника. Хотелось бы, чтобы люди могли спокойно спать ночью. И надо будет не забыть выпустить Альфонса Габриэля. Ясно, что он ни в чем не виноват.
— Нужно отнести тело в хладную. Давайте-давайте, помогите. Скажите Лауре, что я велел положить труп туда же, где тело Феликса. — скомандовал доктор оставшимся во дворе крестьянам. — А я пойду к господину Вальтеру. У меня впереди, похоже, очень хлопотная ночь.
Иоганн наотрез отказался возвращаться в кутузку без дяди. Священник вынужден был согласиться, потому что племянник вдруг стал ныть, что хочет побежать вслед за Францем, он просто обязан поучаствовать в поимке преступника.
— Ты еще слишком молод, — сказал отец Иеремия и, подумав, что спокойнее будет, если племянник останется под боком, не стал настаивать на возвращении его в кутузку. Тем более, что она рядом с домом жандарма — возникнет какой шум, они через окно сразу и услышат.
Дом Бауэра — снаружи небольшой и компактный, казалось, внутри был гораздо просторнее, чем можно было себе представить. Возможно, играло роль то, что, помимо небольшой кухни, комната была всего лишь одна — зато просторная и почти немеблированная. Видно было, что жандарм с любовью относится к своему жилью.
Стул забрал доктор, отец Иеремия присел на сундук, всем остальным пришлось стоять. Впрочем, Филипп только и разрешил остаться священнику с Иоганном да прибежавшей спросить, не нужна ли какая помощь Марте. Марту врач заставил растопить печь, разогреть воду, а сам тем временем промыл рану на голове жандарма и начал колдовать над своим чемоданчиком: собирал из разных пакетиков порошки, смешивал их, смачивал, прикладывал к ране — короче, хлопотал, всем своим видом выражая озабоченность.
Отец Иеремия уже собрался уходить, когда жандарм вдруг перестал стонать и открыл глаза.
— Где я? — спросил он заплетающимся языком и ухватился руками за пояс.
— Дома, голубчик, дома, — успокаивающе заворковал Филипп, — лежите спокойно, вам нельзя волноваться. Будете слушаться нашего брата эскулапа — скорее на ноги встанете. Aestimo vitam unicom bonum — так говорил великий Сенека. — А раз жизнь — единственное благо, то надо о ней и как следует позаботиться.
— Где наручники? — еле выговорил жандарм.
— Да здесь же, на ремне, отстегнуть бы… Переодеться бы вам… в домашнее бы…
— Не надо! — отрезал Бауэр. — Револьвер где?
— А револьвер пока пусть у святого отца, дорогой мой, побудет. И не просите вернуть. Вот его вам сейчас никак нельзя давать. Только-только в себя пришли, не дай Бог, опять сознание потеряете, кто поручится, что вы нас всех тогда в бреду не перестреляете… Нет-нет-нет.
Жандарм застонал и попытался привстать.
— Вы не понимаете, — с трудом выговорил он. — Преступник на воле. Я ошибся. Бродяга оказался ни при чем. Я должен идти… — Бауэр попытался сесть, но побелел и рухнул без сил на подушку.
— Куда вам сейчас идти, голубчик? — всполошился доктор. — Лежите себе спокойно. Без вас теперь следствие обойдется. Святой отец теперь будет всем распоряжаться. А вы отдыхайте, дружок.
По щеке жандарма скатилась бессильная слеза.
— Скажите только одно, кто напал на вас, Вальтер? — спросил отец Иеремия.
Бауэр перевел взгляд на священника. Видно было, что ему трудно сосредоточиться и понять, о чем именно его спрашивают. Глаза жандарма то и дело начинали разъезжаться в разные стороны.
— Впрочем, не надо, не говорите, — поспешно проговорил священник. — Вам надо отдохнуть. Потом всё расскажете.
— Я увидел, что Герта лежит на земле, подошел к ней, наклонился, и тут меня ударили. Я только тень успел заметить, что мелькнула, — жандарм перевел тяжелое дыхание и продолжил. — Темно в голове. Не помню больше ничего.
— А это вы стреляли? — выскочил вперед с вопросом Иоганн.
Доктор и священник дружно шикнули на него. Было видно, что Бауэр с огромным трудом произнес и то, что они услышали. Жандарм мучительно наморщил лоб.