Убийство в старом доме
Шрифт:
— Дайте мне его адрес, — потребовал я. — Я разыщу его. Его неявка на работу нравится мне не больше, чем вам.
Флетчер замигал и уставился на меня в упор. Неожиданно он сказал:
— Отлично. Тогда я сам поеду с вами. У вас есть средство передвижения?
— Нет, — ответил я, — но мы можем нанять кеб.
— Не нужно. — Он ткнул куда-то пальцем. Неподалеку стоял небольшой закрытый экипаж.
Я немного удивился, но последовал за Флетчером. Он что-то сказал кучеру, и мы тронулись с места.
Пока мы, грохоча, выезжали из Агартауна, я выразил удивление по поводу того, что у скромного клерка имеется собственный выезд.
— Экипаж не мой! — быстро сказал Флетчер и покраснел. — Я не такая важная птица… Его предоставил
— Очень великодушно с его стороны, — заметил я.
Флетчер покраснел еще гуще и чопорно произнес:
— Я имею честь быть помолвленным с его дочерью.
— Примите мои поздравления, сэр! — вежливо произнес я.
— Спасибо! — буркнул он и, отвернувшись, стал смотреть в окно. Очевидно, он не желал больше говорить на эту тему.
Мне пришло в голову, что будущий тесть Флетчера, наверное, очень осложняет ему жизнь. Нет ничего удивительного в том, что Флетчер вымещает досаду на полицейских. Хозяин бьет слугу, слуга бьет лакея, лакей бьет поваренка, поваренок бьет собаку. Я точно не знал, какое место в этой цепи занимает полиция. Но своему спутнику по-прежнему не сочувствовал.
Наш приезд в Лаймхаус не остался незамеченным. Лаймхаус — не тот район, куда отваживаются заезжать на личных экипажах. Пока мы плелись с черепашьей скоростью по оживленным улицам, мы быстро обросли стайкой уличных мальчишек, которые преследовали нас со свистом и гиканьем. К мальчишкам присоединилась целая стая дворняжек, они отчаянно брехали и пытались кусать лошадей за ноги. Лошадям это не нравилось, они вскидывали голову и фыркали. Экипаж раскачивался и кренился, а кучер разразился такой отборной бранью, которая могла бы заставить покраснеть даже бывалого матроса.
Переулок, в котором жил десятник Адамс, оказался таким узким, что экипаж прошел бы по нему, только полностью перекрыв движение. Поэтому кучер остановился, мы вышли и продолжили путь пешком. Даже в здешних трущобах переулок этот мог считаться одним из беднейших. Все дома были старыми и полуразрушенными; с некрашеными, неоштукатуренными фасадами. Над нами клубился туман: ночная сырость испарялась на солнце. У нас над головами тянулась веревка, на ней уныло повисли теплые мужские кальсоны, с которых на голову прохожих капала вода. В такой сырости белье, должно быть, сохло неделями. Мы морщились от вони — жуткой смеси запахов вываренных костей, отбросов и ила с берега Темзы. Должно быть, наступило время отлива.
— Не нравится мне здесь, — жалобно заметил Флетчер, озираясь по сторонам и закатывая глаза.
— Полно, полно, мистер Флетчер, — подбодрил я его. — Мужайтесь! Вас сопровождает представитель закона.
— А местные жители об этом знают? — жалобно возразил мой спутник. — Вы ведь не в форме!
— Можете не сомневаться, меня они раскусят сразу, — живо ответил я. — В таких делах у них безошибочное чутье.
С того момента, как мы вышли из экипажа, пестрая толпа, сопровождавшая нас, не рассеялась, а, наоборот, увеличилась. Число зевак росло с каждым мгновением. Вскоре узкий переулок оказался запружен толпой, над которой витал запах немытых тел. Здесь были не только уличные мальчишки и собаки, привлеченные невиданным в этих местах экипажем, но и оборванцы всех мастей, которым нечем больше было заняться. Я заметил нескольких пьяных матросов и нищего калеку, который бойко скакал на одной ноге, опираясь на костыль. Он орал во всю глотку, что лишился ноги, служа ее величеству и отечеству, за что не мешало бы дать ему хотя бы шиллинг. Кроме того, к толпе присоединилась стайка расфранченных, хотя и несколько грязноватых девиц, которые приглашали нас «развлечься» и подробно объясняли словами и жестами, какие именно удовольствия они нам предлагают. Девицы вызвали особенно сильное негодование Флетчера. Толпу зевак дополнял пожилой китаец с длинными волосами, заплетенными в тонкую косичку. Судя по всему, он решил, что мы даем уличное представление, и вежливо хлопал в ладоши. Может быть, китаец был не так уж и не прав. Мы определенно скрасили жизнь здешним обитателям. Когда мы проходили мимо домов, жильцы высовывались из дверей и кричали:
— Что случилось?!
— Кто-то умер! — отозвался один из наших сопровождающих. — А вот и похоронщик! — Он указал на Флетчера, и у того от злости перекосилось лицо.
Должен признать, что это замечание рассмешило меня, но моя улыбка тут же и увяла, когда еще один грубиян громко заметил:
— Ха, а второй-то — полицейский в штатском. Интересно, с чего он сегодня так вырядился? Не иначе кто-то попытался ограбить Английский банк!
Остроумное замечание было встречено общим хохотом; слова шутника то и дело повторяли в толпе. К тому времени, как шутка дошла до самых последних зевак, все уже не сомневались, что так оно и есть. Весть о том, что кто-то пытался ограбить Английский банк и грабители прячутся в Лаймхаусе, распространялась, как лесной пожар. Я почти не сомневался, что об этом напишут в вечерних выпусках газет.
Флетчер все больше нервничал; он явно жалел о том, что сопровождает меня. Его пугала шумная толпа. Он крепко, как дубинку, сжимал свой зонтик.
— Нас могут ограбить. Набросятся всей толпой и отберут все, что у нас есть. Давайте вернемся! — взмолился он.
Но я, сделав вид, что ничего не слышу, шагал дальше. Флетчер боялся даже отойти от меня, куда уж ему было вернуться к экипажу в одиночку, и он плелся за мной, не переставая ныть и ворчать. Наконец он схватил меня за руку, и мы остановились перед обшарпанным домом, на фасаде которого висела скрипучая вывеска, извещавшая, что здесь сдаются комнаты, но плата с жильцов взимается за неделю вперед без всяких исключений.
— Пришли, — тяжело дыша, сказал Флетчер, снимая цилиндр и вытирая пот со лба. — Инспектор, не могли бы вы, как лицо официальное, разогнать толпу? Ужасно неприятно, что они все идут за нами.
— Они не уйдут, — просто ответил я. — А один я с ними не справлюсь. Так что не обращайте на них внимания.
— Легко сказать! — буркнул он.
Я постучал в дверь, и мы стали ждать. Толпа за нашей спиной тоже застыла в ожидании. Кто-то хихикнул.
Вдруг дверь распахнулась настежь. Я увидел женщину, поверх неопрятного платья с закатанными рукавами на ней был надет грязный фартук. Такими мускулистыми руками, как у нее, мог бы гордиться и грузчик угля! Из двери нас обдало жуткой вонью, состоящей из смеси пота, вареной капусты и прогорклого жира. Флетчеру стало совсем нехорошо. Он буркнул: «Фу!» — и закрыл лицо носовым платком.
На одутловатом лице открывшей нам женщины выделялись пронзительные черные глазки, делавшие ее похожей на непропеченную челсийскую булочку с изюмом. Она по очереди оглядела нас. Очевидно, мой род занятий она разгадала без труда.
— В чем дело? — каркнула она. — У меня никаких неприятностей с законом нет.
— Рад слышать, — ответил я. — Я инспектор Росс. А вы кто такая?
— Я миссис Райли, и у меня приличное заведение, о котором все хорошо отзываются. Что, не так разве? — обратилась она к зевакам, которые послушно хором выразили свое согласие.
Правда, один остроумец сзади отважился крикнуть:
— У нее самые здоровые клопы между Лаймхаусом и Букингемским дворцом!
Услышав последние слова, какой-то пьяница, который, пошатываясь, вышел из пивной с кружкой пива в руке, чтобы посмотреть, что происходит, крикнул:
— Боже, храни королеву!
Его верноподданнический призыв остался без ответа. Видимо, местные жители испытывали такой благоговейный ужас перед хозяйкой меблирашек, что лишь немногие рассмеялись остроумному замечанию. Я бы не поставил на шутника, если бы миссис Райли вздумала опробовать на нем свои мускулистые руки. Во всяком случае, она метнула на него такой злобный взгляд своих блестящих черных глазок, что мне стало не по себе.