Убийство в замке Лакримоза
Шрифт:
…Догорали страницы в камине, догорали мерцающие огоньки в окнах засыпающих домов. Ярко и холодно догорали Рождественские звезды, а в сердцах не спящих сейчас людей теплилась надежда о добром, светлом и радостном будущем, как всегда бывает в эту волшебную ночь перед Рождеством.
Глава 7. Музыкальный салон.
Лорд Эшли и леди Ребекка, Джеймс и Линда расположились с утра в прелестном музыкальном салоне. В воздухе витал тонкий аромат свежесрезанных белых роз из чудесного зимнего сада. Пышные букеты украшали белый рояль и столики у просторных светлых французских окон, выходящих прямо в сад.
Линда играла на рояле. На ее лице отражалось волшебство завораживающих звуков Шопена. Она играла без нот. Эту музыку она любила с детства и знала наизусть.
Всю ночь Линда провела без сна, в тревогах и сомнениях, мучивших ее в последние годы. Ей было уже тридцать пять лет. Молодость безвозвратно уходила, увядала ее красота, блеск и очарование. Таяли, как воск свечи, ее призрачные надежды и мечты о счастливом браке, о любви, о радости материнства. Возможно, уже слишком поздно что-то менять. Ее благополучие полностью зависело от семьи Эшли. Возвращаться во Францию в свой отчий дом к престарелому отцу ей не хотелось. Своего капитала до смерти отца или мужа у нее не было. В своей жизни она ни дня не работала и не представляла себе, откуда берутся деньги. Оставить непутевого и нелюбимого мужа она не могла из жалости к нему, к себе, к напрасно прожитым годам. Она жила как во сне, как птица в дорогой клетке, окруженная дорогими интерьерами замка Лакримоза. С каждым прожитым днем в ее сердце назревал протест. Она хотела жить, дышать, любить. Запыленные портьеры и почерневшие от времени портреты блистательных предков Эшли давили на нее, лишали воздуха. Она частенько бродила по длинным и запутанным коридорам замка долгими зимними вечерами, как будто искала выход на волю. Выход, которого не было. Некуда идти, некуда бежать.
Музыка была ее отдохновением. Линда давала восхитительные домашние концерты и искренне радовалась в эти дни восторженным аплодисментам благодарной публики.
Вот и сейчас, в славное, нежное, трепетное Рождественское утро музыка действовала на нее, как болеутоляющий наркотик. Тени под глазами после бессонной ночи уже заметно разгладились.
– Прелестно, Линда. Божественно, как всегда! – сказал ее муж Джеймс. Довольный и сытый после плотного завтрака и крепкого сна. – Надеюсь, вечером ты сыграешь нам что-нибудь бодрое. Ведь сегодня Рождество. Хочется что-то повеселее, чем Шопен.
– Конечно, милый. Сегодня вечером у меня запланирована специальная программа. Ты будешь приятно удивлен.
Странные, едва уловимые нотки прозвучали в ее голосе. Если бы Джеймс посмотрел в этот момент в ее глаза, то заметил бы новое, не свойственное ей выражение. Ледяное спокойствие и необратимая решимость. Вот что это было. Как будто она перешла черту и приняла бесповоротное решение, которое изменит ее жизнь раз и навсегда. Но Джеймс не увидел ничего. Он улыбался и мечтательно смотрел в окно, за которым бушевала стихия, и раздумывал о предстоящем приятном ужине в кругу семьи и друзей.
– Как думаешь, когда они доберутся? – беспокоилась леди Ребекка, тревожно вглядываясь в беспросветную плотную белую мглу.
Снег валил всю ночь, не утихая ни на минуту, дворники из ближайшей деревни с утра работали без устали, расчищая подъездную аллею к воротам замка, но спустя час ее снова покрывали сугробы выше колена.
– За Николаса я не беспокоюсь. У него мощный спортивный автомобиль. Елена выехала пораньше и, думаю, к обеду будет. А вот за доктора я волнуюсь. В последнее время он стал какой-то рассеянный и несобранный. Я неоднократно спрашивал его, что случилось, но он просто говорил, что устал, много работы, – ответил лорд Эшли.
– Еще бы, он работает без выходных, в отличие от некоторых, – съязвила Линда.
– С тех пор, как умерла его жена, он так больше и не собирается жениться. Не думаю, что холостяцкая жизнь в его возрасте идет ему на пользу, но он меня совсем не слушает, отшучивается, чтобы я оставил его в покое, – вздохнул лорд Эшли.
– Не всегда семейная жизнь приносит счастье, – многозначительно вставила Линда.
– И все-таки человек не должен жить один. Это противоестественно. Ведь самой природой заложено каждому найти себе достойную пару для продолжения рода…
Неловкая пауза повисла в тишине комнаты. Джеймс понял, что затронул болезненную для Линды тему и смущенно умолк. Но Линда уже не слушала его. Ее мысли блуждали очень далеко, за пределами этой комнаты, далеко от приторного, удушающего запаха свежих роз.
Глава 8. Последние хлопоты на кухне.
А в это время на кухне замка, на старой, доброй, уютной кухне с закопченными от времени печами, еще помнящими запахи блюд всех предыдущих столетий, разгорались нешуточные мексиканские страсти.
В едином общем порыве сделать этот Рождественский обед самым торжественным, роскошным, вкусным и незабываемым столкнулись в буквальном смысле выражения «на ножах» два гастрономических течения.
Кухарка Мария, румяная, круглая, как воздушный шарик, женщина средних лет, служила на кухне семейства Эшли всю свою жизнь. Ее предки до пятого колена занимались кулинарией в этом доме с незапамятных времен и безраздельно властвовали на вверенной им территории, не подпуская к кухне никаких дилетантов. Мария была яростным приверженцем старинных кулинарных традиций – еда должна быть вкусной, понятной, простой и сытной. Такой едой, какую ели их предки во все времена. Она не признавала никаких новомодных веяний, поступающих в Англию с более продвинутого европейского континента – типа устриц, омаров и лягушачьих лапок, и члены семьи давно смирились с этим, навёрстывая упущенное в лучших ресторанах Лондона.
Сегодня на кухне толпилось сразу три дилетанта – няня Оскара Миранда, дворецкий Эндрю и горничная Агата. За последние дни они решительно заручились поддержкой лорда Эшли и леди Ребекки, выдержали бурю и натиск Марии и в итоге преуспели.
Благодаря выигранному ими сражению, в этом году вместо жесткого, жилистого и суховатого гуся на столе появится, наконец-то, индейка. Пухленькая, жирненькая, с божественным запахом и с золотистой хрустящей корочкой. Помимо поднадоевшей всем пресноватой брюссельской капусты и унылого запечённого картофеля всех порадуют также жареные креветки, бекон, каштаны и пастернак. Кроме давно уже навевающего тоску крыжовенного сиропа и соуса из мясного бульона и трав к мясу будут поданы клюквенный, смородиновый соусы, а также розмариновое и мятное желе и нежное суфле из белых грибов и голубого сыра. Желанным новшеством будут еще милые Йоркширские сдобные булочки, заранее пропитанные изумительно вкусным маслом из-под запеченной индейки.
На десерт планировался традиционный Рождественский пудинг по рецепту пра-пра-прабабушки Марии с обязательной серебряной монеткой, спрятанной внутри на счастье того, кому достанется, и непременной театрально эффектной церемонией подачи пудинга к столу. Пудинг польют заранее подготовленным, выдержанным в дубовой бочке, двадцатилетним бренди, подожгут и торжественно внесут в столовую под восхищенные аплодисменты гостей – как главный символ Рождественского обеда.
Вот только на вкус это блюдо было всегда сомнительным для того, чтобы быть главным угощением десерта. Приготовленный за несколько дней пудинг, начиненный изюмом, цукатами и сухофруктами, да еще и с прокоптившейся от полыхающего бренди коркой, никогда не вызывал искренних восторгов, и все воспринимали его лишь как неизбежную дань английским традициям. В этом году семейство Эшли взбунтовалось, и было принято общее решение разнообразить десерт.