Убийство жестянщиков
Шрифт:
Господи, мало мне стихов, скоро я совсем отупею.
— Защитить диссертацию по метафизике.
Она закусила нижнюю губу и заметила:
— Я не знаю, что это значит.
Я смягчился и сказал:
— Малышка, в тех местах, где я был, да и там, где я могу оказаться, на этом не заработаешь даже на сухой плевок.
Она задумалась, потом сказала:
— Я это тоже не очень понимаю, но чувствую себя немного лучше.
Мне хотелось спать. Я сказал:
— Отдохни, детка.
— Ладно, но у себя на работе я зарабатываю кучу денег. Я тебе дам.
Господи!
Она ушла
Тратьте, не стесняйтесь.
Почерк у него был классный. Как если бы он писал гусиным пером. Черт, а может, и в самом деле?
Один из первых уроков, который вы получаете, начиная работать в полиции, называется «крутые мужики». В инструкции о них ничего не сказано. Это вы узнаете на улицах. Каждый город имеет свою квоту. Они крутые в прямом смысле этого слова. Безжалостные, беспощадные, несломленные. Их нельзя сравнить с забияками из пивнушек. Они не рекламируют свои способности. В этом нет нужды. Все читается в их глазах.
Те, с кем мне приходилось сталкиваться, отличались одной особенностью — несокрушимой справедливостью. Они от нее никогда не отступали.
Билл Касселл. Ничего себе имечко? Никто, я подчеркиваю, никто не смел шутить по поводу его имени. Он был гибридом. Мать — уроженка Голуэя, отец из преисподней. У Билла была устрашающая репутация. Полицейские держались от него на приличном расстоянии. Я учился с ним в школе. Многие годы он терпел битье, а когда вырос, расплатился по счетам. Каждый учитель, который бил его розгами, был наказан. Позднее, далеко не сразу. Он оказался бесконечно терпеливым человеком.
На пирсе есть пивнушка, называется «У Свини», маленькая, темная и опасная. Случайного прохожего оттуда выносят. Туристам она не попадается на глаза. Я решил туда заглянуть. Направился к «Даннес», чтобы приодеться. Потратить деньги. Я так долго отоваривался в магазинчиках для нищих, что от настоящих цен у меня челюсть отвисла. Сказал себе — плевать, у меня полно денег. Промчался по магазину, как небольшой торнадо. Четыре свитера, три пары джинсов, брюки с несминающейся складкой, туфли, белые футболки, спортивная куртка. Продавщица спросила:
— У вас есть карточка клуба?
— Попробуйте догадаться с трех раз.
— Мне полагается спрашивать.
Понятия не имею, с чего это я к ней привязался. Наверняка ей тут и так несладко живется. Я заплатил ей целое небольшое состояние и прочитал ее имя на табличке.
— Вы прекрасно работаете, Фиона.
— Откуда вы знаете?
— Вы далеко пойдете.
Отвез все барахло домой. Подумал: как одеться для встречи с бандитом? Шикарно или, наоборот, скромно? Решил пойти на компромисс. Надел новый синий свитер, высветленные джинсы и гребаную кожу. Если это ничего не значило, тогда я зря болтался в полиции. Переколол значок о синдроме Дауна на кожанку. Стал напоминать агента, предлагающего страховки тем, кому больше пятидесяти. Немного послушал Дьюхана и вышел из дому.
Я спустился по Шоп-стрит и увидел свою мать, разглядывавшую витрину кондитерского магазина. Там было пусто, то есть совершенно ничего там не было. Я продолжал шагать. У булочной встретил букмекера, которого однажды хорошо подоил. Запах свежего хлеба напоминал о надежде. Я спросил:
— Как дела?
Он показал на хлеб и сказал:
— Получил свою пищу.
— Замечательно.
— Зайти не собираешься?
— Пока не планировал.
— Наконец-то хорошие новости.
Беженец попросил у меня пальто, но я сказал:
— Оно мне дорого как память.
— Мне плевать, отдайте его мне.
Господи.
На пристани все изменилось. Когда я был ребенком, это было опасное, но такое притягательное место. Докеры были людьми достойными. Вы можете себе позволить валять дурака с кем угодно, но не с ними. Мне повезло знать лучших из них. Теперь здесь появились роскошные апартаменты, новые гостиницы, языковые школы и заведения ремесленников, работающих на бездельников. Может, это и прогресс, но лучше явно не стало.
Оазисом старого Голуэя здесь был паб «У Свини». Мне думается, градостроители не рискнули обратиться к владельцам. Я толкнул дверь и вдохнул характерный запах — смесь рыбы и никотина. Сразу прекратились разговоры, и все уставились на меня. Билл сидел за столиком у стойки. Он был один.
Он был физически очень хрупок для человека с такой устрашающей репутацией. Сегодня он показался мне еще худее. Кожа на лице так натянулась, что казалось, вот-вот лопнет. Такое впечатление, что кто-то наложил грунтовку и забыл намазать лицо тональным кремом. Глаза, все еще напоминающие гранит, глубоко запали. Перед ним стоял старомодный стакан со свежим апельсиновым соком. У поверхности плавали косточки. Он сказал:
— Джек.
— Билл.
— Садись.
Я сел.
Вблизи он выглядел как жертва СПИДа. Не поворачивая головы, он сказал бармену:
— Пинту для Джека.
Я спросил:
— Курить можно?
Он скупо улыбнулся и сказал:
— Разумеется.
Пепельница рекламировала «Кэпстен Майлд». Я вытряс из пачки сигарету и прикурил от своей зажигалки «Зиппо». Билл протянул тонкую, как у скелета, руку и попросил:
— Можно взглянуть?
Я передал ему зажигалку. Он взвесил ее на ладони и заметил:
— Тяжелая.
— Да.
— Продать не хочешь?
— Мне ее одолжили.
— Мы все живем в долг.
Принесли пиво. Отменно налитое. Я сказал:
— Slainte.
За секунду до этого я едва не выпалил: «Будем здоровы!»
Билл позволил мне насладиться пивом и спросил:
— Что тебе нужно, Джек?
— Помощь.
Он долго смотрел на апельсиновый сок, прежде чем сказать:
— Я слышал, ты расквитался с Тирнансами.
— Надеюсь, они не из числа твоих друзей?
— Если бы это было так, ты бы здесь не сидел.