Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Шрифт:
— Ты не выглядишь довольным, — сказал Хартманн, пока они шагали к кабинету мэра.
— Довольным? Я руковожу твоей предвыборной кампанией. До выборов три недели. Ты заключаешь альянсы, даже не посоветовавшись со мной. Чего ты ожидал? Песен, плясок и шуток?
— Ты думаешь, Бремер знает? Про Кирстен Эллер?
— Поуль Бремер знает даже то, что ты бормочешь во сне. И кроме того: будь ты на месте Кирстен Эллер и искал бы союзника, неужели ты обратился бы только к одной стороне?
Хартманн остановился перед дверью зала заседаний:
— Оставь это мне, Мортен. Я все узнаю.
Поуль Бремер стоял на подиуме перед парадным креслом, которое занимал на протяжении двенадцати лет, и оживленно беседовал с кем-то по мобильному. Он был без пиджака, в одной рубашке.
Хартманн подошел ближе, заметил на столе возле микрофона книгу, взял ее. Биография Цицерона. И стал слушать разговор Бремера.
— Да, да. Выслушай меня. — Этот глубокий раскатистый смех, которым Бремер щедро одаривал тех, кому благоволил. — Следующий шаг — ты войдешь в правительство. Министром. Я предвижу это, а я никогда не ошибаюсь. — Взгляд на посетителя. — Прости… У меня дела.
Бремер сел в кресло — не мэра, заместителя.
— Ты читал эту книгу, Троэльс?
— Нет, к сожалению.
— Возьми почитай. Поучительная вещь. Напоминает нам о том, что история учит людей одному: тому, что ничему она их не учит. — Он обладал голосом и манерами прирожденного учителя, отточенными с годами до совершенства. — Цицерон был замечательной личностью. Мог бы добиться многого, если бы умел ждать.
— Он жил в непростое время.
— Присядь. — Бремер указал на кресло рядом с собой — на кресло мэра. На трон. — Попробуй, удобно ли. Это ведь всего лишь предмет мебели, а не чья-то собственность. В том числе и не моя, что бы ты ни думал.
Хартманн поддержал шутку. Опустился на твердое полированное сиденье. От кресла исходил запах красного дерева — запах власти. Хартманн обвел взглядом зал заседаний — полукруг пустых кресел для членов городского совета, перед каждым на столе плоский монитор и кнопка для голосования.
— Это всего лишь стул, Троэльс, — усмехнулся Бремер. Он всегда старался выглядеть моложе своих лет, это было частью его имиджа. — Цицерон нравился римлянам, они ценили его идеи. Идеи полезны в риторике. Но не более того. Цезарь был диктатором, однако Рим знал и любил его. Цицерон же был нетерпелив, напорист. Выскочка. Знаешь, что с ним случилось?
— Пробился на телевидение?
— Смешная шутка. Его убили. А потом выставили его правую руку и голову на всеобщее осмеяние на трибуне форума. Порой мы служим толпе неблагодарных мерзавцев.
— Вы хотели о чем-то поговорить?
— Да. Ты видел результаты опроса? — Бремер снял со спинки кресла черный пиджак, надел его.
— Видел.
— По-моему, из тебя получится прекрасный мэр. Ты будешь хорошо править этим городом. — Он одернул рукава пиджака, подтянул манжеты элегантной белоснежной рубашки, снял очки и проверил на свет, чисты ли стекла, провел рукой по седым волосам. — Но не в этот раз.
Хартманн вздохнул и взглянул на свой серебряный «ролекс».
— Через четыре года я уйду на пенсию. К чему такая спешка?
— Есть такая вещь, как выборы. Проводятся в третий четверг ноября, раз в четыре года.
— У меня для тебя предложение. Место в моем кабинете. Будешь заниматься не школами, а чем-нибудь посерьезнее. У мэра города шесть заместителей, и у каждого свой департамент. Выбирай любой из шести. Так ты научишься, как управлять этим городом. Когда придет время, ты будешь готов занять мое место, а я буду рад передать его тебе. — На лице Бремера засияла отрепетированная улыбка. — Обещаю, у тебя не будет соперников. Но только не сейчас. Ты еще не готов.
— Это не вам решать.
Улыбка исчезла.
— Я всего лишь пытаюсь сохранить цивилизованный тон. Совсем не обязательно становиться врагами.
Хартманн поднялся и пошел к двери. Поуль Бремер догнал его, положил руку на плечо, останавливая. Он был крепким мужчиной, все еще в форме. Ходили слухи, будто в молодости он силой добивался своего, но никто не знал наверняка, а спросить у Бремера ни у кого не хватало смелости.
— Троэльс…
— Вы слишком долго занимали этот пост, — заявил Хартманн. — Уйдите тихо. С достоинством. Возможно, мне удастся найти для вас работу.
Пожилой политик насмешливо прищурился:
— Неужели одно маленькое обещание от Центральной партии способно вселить такую уверенность? Не смеши меня. Эта толстая сучка Эллер готова на все, лишь бы получить при дележе подкомитет. Но при этом… — мэр поправил золотые запонки, — она знает свое место. Как и положено мудрому политику.
Бремер взял книгу и протянул ее Хартманну.
— Все же почитай про Цицерона. Может, почерпнешь что-то полезное. Никто не хочет закончить жизнь разрубленным на куски на потеху толпе. Передачу власти лучше всего осуществлять по договоренности. Тихо. Эффективно. С определенной долей…
— Вы проиграете, — перебил его Хартманн.
Старый мэр хохотнул:
— Бедный Троэльс. Ты такой солидный на своих плакатах. А вот во плоти… — Он протянул руку к пиджаку Хартманна и прикоснулся к левому лацкану. — Интересно, что там у тебя? Ты сам-то знаешь?
Майер выскочил еще до того, как она успела заглушить двигатель, и махнул удостоверением перед женщиной, укладывающей вещи в багажник семейного автомобиля. Красного. Все здесь, казалось, было красным: рабочие в форменных комбинезонах, фургоны, даже блестящий велосипед «Христиания» с коробом-тележкой спереди, в котором возят детей в садик, или продукты из магазина, или ленивую собаку на прогулку. Все пламенело одним и тем же оттенком алого, и повсюду стоял логотип «Перевозки Бирк-Ларсена».
Лунд подошла к Майеру, но не столько прислушивалась к тому, что он говорит женщине, сколько разглядывала все вокруг. Широкие ворота вели на склад, совмещенный с гаражом. В углу за упаковочными ящиками, коробками, машинами виднелась контора, отделенная стеклянными перегородками, в дальнем конце — лестничный пролет и рядом табличка: «Посторонним не входить». Они приехали по домашнему адресу Бирк-Ларсена, значит, сделала вывод Лунд, их квартира на втором этаже.
— Где сейчас Тайс Бирк-Ларсен? — спросил Майер.