Уцелевший

Паланик Чак

Агент говорит: моя собственная рождественская передача.

Согласно тому отчету из глубины бумажной папки, лежащей на кухонном столе, в то время как соц.работница заправляет кровати на втором этаже, а я чувствую жар зажигалки, закуривая вторую сигарету, практика отправки трудовых миссионеров продолжалась более чем сотню лет. Правоверцы становились богаче, покупали больше земли и рожали больше детей. С каждым годом все больше детей исчезали из долины. Девочек увозили весной, а мальчиков — осенью.

Агент говорит: мой собственный аромат

духов.

Агент говорит: целый тираж Библий с моим автографом.

Миссионеры были незаметны во внешнем мире. Церковь не беспокоилась об уплате налогов. В соответствии с церковной доктриной, чтобы достичь наибольшего величия, от тебя требовалось делать свою работу и надеяться, что проживешь достаточно долго и принесешь округу огромную прибыль. Остаток твоей жизни должен был быть тяжкой ношей. Заправка кроватей для других людей. Забота о чужих детях. Приготовление пищи для других людей.

На веки вечные.

Работа без конца.

План состоял в том, чтобы шаг за шагом приближаться к Правоверческому раю, скупая весь мир по кусочку.

Так было, пока фургоны ФБР не остановились в установленных законом девяноста метрах от дома собраний церковного округа. В воздухе, согласно официальному расследованию, витал запах бойни. Ни единого звука не доносилось из церкви.

Агент говорит: воодушевляющие аудиокассеты.

Агент говорит: Дворец Цезаря.

А затем все в мире начали называть Правоверцев Ветхозаветным Культом Смерти.

Сигаретный дым проходит рубеж, где мое горло в состоянии остановить его, и оседает толстым слоем у меня в груди. Папки соц.работницы документируют жизнь отставших. Удерживаемый Уцелевший Клиент Номер Шестьдесят Три, Бидди Петерсон, примерно двадцати девяти лет, убила себя, выпив чистящее средство через три дня после инцедента в в семейном округе.

Удерживаемый Уцелевший Клиент Тендер Смитсон, возраст сорок пять лет, убил себя, выпрыгнув из окна здания, где он работал швейцаром.

Агент говорит: моя собственная 1-976 горячая линия о спасении.

Дым внутри меня горячий и плотный, и я чувствую себя так, как будто у меня есть душа.

Агент говорит: мой собственный рекламный фильм.

Люди, ушедшие из жизни, черные и раздувшиеся. Длинные ряды мертвых людей, которых ФБР выносила из дома собраний, они лежат там, черные от цианида, принятого на последнем причастии. Эти люди, не важно, что они там себе представляли о том, кто едет к ним по дороге, они предпочли умереть, но не выяснять, кто это.

Они умерли вместе, всем скопом, держа друг друга за руки так крепко, что ФБР пришлось ломать их мертвые пальцы, чтобы расцепить их.

Агент говорит: Знаменитость Суперзвезда.

Согласно церковной доктрине, прямо сейчас, когда соц.работница ушла, я должен взять нож из раковины и перерезать трахею. Я должен вывалить свои кишки на кухонный пол.

Агент говорит, что он ответит на звонки Шоу Дона Вильямса и Барбары Уолтерс.

Среди

умерших — бумажная папка с надписанным моим именем. Я пишу в ней:

Удерживаемый Уцелевший Клиент Номер Восемьдесят Четыре потерял всех, кого он когда-либо любил и всё, что придавало его жизни смысл. Он устал и спит большую часть времени. Он начал пить и курить. У него нет аппетита. Он редко моется и неделями не бреется.

Десять лет назад он был трудолюбивой солью земли. Он хотел всего лишь отправиться в Рай. Сегодня он сидит здесь, а всё в мире, ради чего он работал, исчезло. Все его внутренние правила и самоконтроль исчезли.

Нет никакого Ада. Нет никакого Рая.

И его осеняет мысль, что теперь всё возможно.

Теперь он хочет всё.

Я закрываю папку и кладу ее назад в кучу.

Просто между нами, спрашивает агент, есть ли какой-то шанс, что я убью себя в ближайшем будущем?

Взирающие на меня сквозь джин-тоник впалые лица людей из прошлого. Все они мертвы на казенных фотографиях под моим бокалом. После моментов вроде этого, вся твоя жизнь превращается в соус.

Я снова наполняю бокал.

Я зажигаю еще одну сигарету.

Действительно, в моей жизни больше нет точки отсчета. Я свободен. И к тому же я должен унаследовать двадцать тысяч акров в центральной Небраске.

Ощущение такое же, как десять лет назад, когда я ехал в центр на полицейской машине. И я опять слаб. И, минута за минутой, я удаляюсь прочь от спасения в сторону будущего.

Убить себя?

Спасибо, говорю я. Нет, спасибо.

Давайте не будем с этим спешить.

30

Я уже запарился говорить полиции все утро, что я оставил соц.работницу живой, что она отчищала кирпичи вокруг камина в рабочем кабинете. Проблема в том, что дымоход не открывается, как надо, и дым идет внутрь помещения. Люди, на которых я работаю, жгут сырую древесину. Я говорю полиции, что я невиновен.

Я никого не убивал.

Согласно ежедневнику, вчера я должен был вычистить кирпичи.

Вот так и прошел весь этот день.

Сначала полиция наезжала на меня, почему я убил свою соц.работницу. Затем позвонил агент, чтобы пообещать мне весь мир. Фертилити, Фертилити, Фертилити в этой картине нет места. Скажем прямо, я не в восторге от того, как она зарабатывает на жизнь. Плюс, я не знаю, какие именно страдания ожидают меня в будущем.

Поэтому я запираюсь в ванной и пытаюсь понять, что вообще происходит. Это зеленая ванная на первом этаже.

Как следует из показаний, данных мною полиции, я обнаружил соц.работницу мертвой, лежащей вниз лицом на кирпичах перед камином в рабочем кабинете, на ней все еще были черные вонючие брюки, сползшие на задницу, когда она падала. Ее белая рубашка была выпущена, а рукава закатаны до локтя. В комнате было не продохнуть из-за смертельного хлоргаза, а губка была все еще зажата в ее мертвой белой руке.