Участь Эшеров
Шрифт:
Сталелитейному предприятию в Хоупуэлле досталось от Хадсона Эшера десять тысяч долларов. Подобные записи, сделанные убористым почерком, шли на протяжении многих страниц.
Рикс чувствовал себя выбитым из колеи, в глазах поплыло.
— Проклятье! — тихо сказал он и положил голову на стол, дожидаясь, чтобы дурнота прошла.
Он был все еще слаб после приступа и большую часть дня провел в постели. Мать забыла или простила его вспышку. Она велела Кэсс подать ему обед в комнату.
Но не только приступ поверг его в глубокую депрессию. Свою роль сыграло и то,
«Что случилось с семьей, — спрашивал он себя, — какие еще глубины зла могут тут обнаружиться?»
Планы Буна по устройству на территории Эшеров парка развлечений с уродцами были отвратительны, но, так или иначе, это вполне в духе Буна. Однако то, чем занималась Кэт, оказалось абсолютно неожиданным. «Боже мой! — думал Рикс. — Конечно же, Уолен об этом не знает! Если он пронюхал, Боже, помоги Кэт!»
Рикс вернулся к работе. Изучение свидетельств прошлой жизни казалось теперь единственным, что могло отвлечь его от настоящего. Он просматривал записи, отмечая особенно крупные выплаты. Неоднократно напротив различных сумм значился пороховой завод. По-видимому, не будучи вполне доволен отношениями с Хоупуэллом, Хадсон обращался еще к семи сталелитейным компаниям. Даже жалованье слуг было записано на этих страницах до последнего цента.
Но на шестом упоминании «Урии Хинда и компании» Рикс остановился. Сумма была всегда одна и та же — пятнадцать тысяч долларов. Приличные деньги, даже пороховому заводу Хадсон платил меньше. «Что продавала ему эта компания?» — подумал Рикс. Не было никаких записей о том, какого рода делами они занимались.
Он дошел до конца гроссбуха. «Урии Хинду и компании» за 1851 и 1852 годы выплатили девять раз по пятнадцать тысяч долларов. Это была единственная фирма, упоминавшаяся так часто. Но что бы она ни продавала Хадсону, это затерялось в прошлом. Рикс отложил бухгалтерскую книгу и начал копаться в другой коробке.
Он развернул старую газету, так и норовившую развалиться от ветхости. Это был номер «Сент-Луис джорнал», датированный десятым октября 1871 года. Заголовок, набранный жирным шрифтом, возвещал: «СОТНИ ЖЕРТВ ЧИКАГСКОГО ПОЖАРА». И под ним мелкими буквами: «От огня погиб каждый десятый в городе. Интервью с уцелевшими. Неполный список разрушенных домов и учреждений».
Под заголовком был город в огне, вид с берега озера Мичиган. На рисунке сотни людей спасались от огромного пожара. В газете было собрано около двадцати интервью с уцелевшими, найденными в полевом госпитале. Среди их имен Рикс увидел знакомое — Райчес Джордан.
Рикс аккуратно разложил газету на столе и сел, чтобы прочесть рассказ женщины. Эмоционально, порой истерично Райчес Джордан поведала корреспонденту, что случилось 8 октября 1871 года. Рикс вспомнил, что та же дата стояла на надгробии Синтии Кордвейлер-Эшер.
Когда Рикс читал, несколько свечек вокруг него заискрились и затрепетали, и он тут же вообразил огромный город в огне. Мгновенно вспыхивающие дома, целые крыши проваливаются под огненным ураганом, земля трясется, когда тонны кирпича рушатся на улицы. Райчес Джордан говорила с ним из могилы, и Рикс услышал лавину криков и плача, стук копыт по мостовой и тревожный звон колоколов. Чикаго горел. Райчес Джордан вместе с Синтией и тринадцатилетним Ладлоу спасалась от огня в тряской карете, которой управлял Кейл Бодейн.
— Боже правый! — завизжала Райчес Джордан. — Мы перевернемся!
— Заткнись! — приказала Синтия. Сбоку ударил горячий ветер, карета страшно вздрогнула. Кейл с помощью кнута не дал арабским скакунам встать на дыбы. — Кейл хороший кучер, он вывезет нас отсюда.
Яростно звонили колокола. Клайборн-стрит была забита всевозможными каретами, повозками и фургонами. Бежали люди, таща за собой тюки, набитые добром из особняков на Клайборн-роу. В воздухе кружились зола и пепел. Казавшаяся жуткой оранжевая луна на западе, откуда начался этот пожар, освещала ночь. В небо взмывали огненные шары величиной с пароход и обрушивались на дома, распространяя пламя быстрее, чем люди успевали убегать. Сидя рядом с матерью, напротив Райчес Джордан, юный Ладлоу вздрагивал от взрывов. Их сила сотрясала землю так, словно весь город дрожал в предсмертной агонии.
Они бросили все и бежали в чем были. Когда огонь подступил к реке Чикаго, Синтия приказала слугам зарыть во дворе драгоценные камни, серебро и коллекцию картин из белого особняка, который когда-то унаследовала от Александра Гамильтона Кордвейлера. Огненные шары начали перелетать через реку, поджигая все, к чему прикасались, и Синтия велела слугам взять, что они хотят, и бежать. Было совершенно ясно, что огонь не удовлетворится амбарами и хижинами ирландцев — он доберется до Клайборн-роу и поглотит его с такой же жадностью.
— Я видела, что для пожара не существует препятствий! — сказала Райчес. — Я знала, что его не погасить! Узкая речка не сможет остановить такой огонь, нет, не сможет!
— Кейл довезет нас до гавани в целости и сохранности. — Синтия намеревалась сесть на свою личную яхту и плавать по озеру Мичиган, пока опасность не минует. — Как только мы выберемся из этого затора, Кейл сможет найти кратчайший маршрут.
— До озера больше мили, — тихо сказал Ладлоу. Он пристально смотрел в окно, на приближающуюся стену огня. Его лицо в отраженном свете было ярко-оранжевым, но глаза оставались темными. — Огонь быстро двигается, мама. Ветер слишком сильный.
Она сжала его руку и храбро улыбнулась.
— Все будет в порядке, Ладлоу. Райчес, прекрати хныкать и суетиться! Ты перевернешь карету!
Сквозь шум царившей вокруг неразберихи проникал свист кнута.
— Пошевеливайтесь, черт вас раздери! — орал Кейл. — Прочь с дороги!
— Мы успеем, — пообещала Синтия, но ее голос дрожал от неуверенности.
Что-то взорвалось через квартал или два, и Ладлоу до боли сжал ее руку.
Карета дернулась, остановилась и снова бешено рванулась вперед, мимо дерущихся людей и свалки из других карет.