Участок
Шрифт:
– Красивое название, – сказала Нина.
– Да. Только не совсем какое-то правильное. Или старинное просто. Надо – «тебе радуется».
– Нет, все правильно. То есть там про Бога, конечно, но если про человека, тоже правильно. Тебе радуюсь – это, то есть, вижу тебя и радуюсь. А «о тебе радуюсь» – значит, даже и не видишь, а просто знаешь, что человек есть. И радуешься о нем. Понимаешь?
Вадик поперхнулся, закашлялся и сказал:
– Еще как...
Кравцов же получил благодарность от областного начальства за поимку особо опасного мошенника, который, оказывается,
А еще выяснилось, что пистолет, купленный Корытниковым у Леньки, был табельным и принадлежал бывшему участковому. Таким образом, появилось ОЧЕРЕДНОЕ ЗВЕНО В РАССЛЕДОВАНИИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ГИБЕЛИ КУБЛАКОВА.
Глава 12
Дикий монах
Поздним вечером Кравцов сидел за шахматной доской и переставлял фигуры, размышляя над делом Кублакова, единственным серьезным делом, которое он мог раскрыть, работая в Анисовке, но до сих пор не раскрыл.
Он анализировал факты и ставил перед собой вопросы.
Факты таковы:
1. Кублакова в Анисовке не уважали: не дурак был выпить, характер имел неуравновешенный. Жители считали, что он пляшет под дудку власти, находясь с нею в административном сговоре, но Андрей Ильич Шаров отзывается о нем с плохо скрытой неприязнью. А Лев Ильич, если верить Вадику, не передал Кублакову предостережение фельдшера о том, что во время приема таблеток нельзя употреблять алкоголь. Впрочем, Кублаков мог это и проигнорировать. (Следует уточнить.)
2. Кублаков ухаживал за Клавдией-Анжелой, которой, несмотря на относительное малолетство, интересуется и Володька Стасов, и у них была ссора. И якобы Володька грозил ему. (Следует уточнить.)
3. Жена Кублакова, Люба, ревновала его. Женская ревность – штука страшная. И не очень она горюет о муже, это явно.
4. Был выстрел. Что за выстрел? Кто-то взял пистолет Кублакова и настиг его? Тем более что Кублаков, как утверждает Стасов, переплыл на тот берег. Взять пистолет, перебежать через мост на другой берег, подстеречь там Кублакова – дело нескольких минут.
5. Шаров говорит, что Кублаков жаловался на усталость от жизни. Тогда, может, это самоубийство? Сам в себя выстрелил и упал в воду? Но как в голом виде (то есть в трусах) он сумел подойти к реке, переплыть ее – и никто не заметил пистолета? Или он заранее его спрятал на другом берегу?
6. Есть еще кое-какие загадочные факты, которые следует обдумать особо.
Вопросы:
1. Кому было выгодно, чтобы погиб Кублаков? Да никому. Не анисовская формулировка вопроса.
2. Хорошо. Кто мог убить Кублакова? Да все или почти все! Кто спьяну, кто по злобе, кто по неосторожности, а кто и просто из-за любопытства. Как это? Очень просто. Представим: пьяный Кублаков переплыл реку и утомился. Пистолет у него был спрятан в укромном месте. Он взял его, собираясь застрелиться, держал в руке и плакал о своей жизни. От этого утомился еще больше. Заснул. Таким его нашел кто-то из анисовцев, тоже, естественно, пьяный. Видит:
3. Нет. Пожалуй, надо отмести эту фантастическую версию да и все предыдущие рассуждения пункта 2. Это из-за привычки брать всех под подозрение. Ну, и детективы ведь читаем. Кино смотрим. Самый эффектный сюжет: человека убивают в поезде, и в убийстве замешаны все 28 человек, кто с ним ехал в этом вагоне. Или: погибла девушка в городке, и выясняется, что весь поголовно городок довел ее до гибели. Мораль: во всех нас, дескать, скрывается убийца, зверь, гад, подлец... Ну, убедили, спасибо, что дальше? Гораздо интереснее доказать, что в каждом человеке скрывается еще и собственно человек. Который по природе, как ни хотим мы в этом признаться (а мы явно не хотим), по натуре все-таки добр. И Кравцов склонялся к выводу: в Анисовке участкового нарочноникто убить не мог. Потому что в Анисовке зла нарочноне делают. По дури, по темени, по пьяни, по случаю – может быть. Но очень трудно вообразить, чтобы анисовец заранее сел и подумал: «Ага, сейчас вот пойду и совершу преступление. И сделаю это так-то, так-то и так-то». Впрочем, хватит рассуждать, пора браться за дело, а пока спать: утро вечера мудренее.
Утро вечера мудренее, но и вечер еще не кончился. Кравцов услышал тихий стук и открыл дверь. Это пришла Нина. Вид у нее был решительный и робкий.
– Вы садитесь и слушайте, – сказала она.
Кравцов сел.
Нина прошлась по комнате взад-вперед, при этом чуть не наступив на лапу Цезаря. Цезарю это не понравилось. Ему не понравилось и выражение лица девушки. И он даже зарычал – не ей угрожая, а предостерегая Павла Сергеевича. Тот не обратил внимания.
– Павел Сергеевич! – начала Нина. – То, что я скажу, вас ни к чему не обязывает. И меня ни к чему не обязывает. Я, конечно, не должна этого говорить, но я уже не могу. Слишком тяжело, так нельзя. Я задыхаться даже стала по ночам, а у меня отличное здоровье. Ох, какие я глупости говорю!
Да нет, не глупости, думал Цезарь. То есть, конечно, глупости, но Павлу Сергеевичу ее слова явно по душе. Беда будет! И чтобы не было беды, Цезарь выполз из-под стола и зарычал явственнее. Он уже сознательно хотел напугать Нину.
– Цезарь, ты что? – спросила она и протянула руку, чтобы погладить пса.
Цезарь, рыча еще грознее, оскалился.
– Это как понимать? – удивился Кравцов. – А ну, марш отсюда! Пошел, я сказал, пошел!
Жалеть же будете, Павел Сергеевич! – сказал бы Цезарь, если бы умел говорить. И оставался на месте.
– Вот вредная собака! Я кому говорю?
Кравцов встал, взял Цезаря за ошейник и поволок к двери.
Цезарь упирался и еще раз огрызнулся, щелкнув зубами – естественно, для острастки, а не всерьез.