Участок
Шрифт:
Женщина лет около сорока, стройная, одетая с небрежной стильностью, вышла из машины, постояла возле нее, собираясь с силами, и медленно пошла к бытовке.
Там ее хотел остановить второй охранник, но она подняла руку. Охранник посторонился, она вошла.
Она вошла в бытовку, и Кравцов, выждав некоторое время, отправился следом. Вежливо постучал:
– Можно?
Ему не ответили.
Войдя, он увидел, что
Кравцов осторожно потрогал женщину за плечо. Она не реагировала. Он огляделся: воды нет. Пришлось слегка ударить женщину по щеке. Она открыла глаза:
– Что вы делаете?!
– Извините, Элла Николаевна... Я испугался...
– Ничего. Все в порядке.
Жена прораба встала, брезгливо сторонясь милиционера, и вышла из бытовки.
Кравцов через окно видел, как она прошла к своему дому.
Она появилась не меньше чем через час, переодетая в простое темное платье. Когда садилась в машину, Кравцов оказался рядом и спросил:
– Ну, как он там? Вы ведь звонили в больницу?
– Конечно. Без сознания. Еду туда. И ради бога, никаких расспросов!
– Я и не собирался...
Кравцов действительно не собирался мучить ее расспросами. Хотя кое-что хотелось прояснить. Жена видит место, где чуть не убили ее мужа, падает в обморок. Естественная реакция. Но почему так аккуратно падает – не на пол, а на скамью? Ничуть при этом не испачкавшись. Почему не бежит к машине, не едет сразу в город, в больницу? Да, выяснилось, что муж еще без сознания, нет вроде бы смысла сидеть рядом с бесчувственным телом. Но любящим женам в таких случаях все равно: лишь бы увидеть, прикоснуться, убедиться, что живой...
В общем – пища для размышлений.
Но у Кравцова не было времени размышлять: он увидел Лазарева, который вышел в сад возле своего дома и занялся какой-то работой.
Подойдя, Кравцов увидел: Лазарев дробил небольшой кувалдой щебень для посыпки садовых дорожек. Он был в одной майке. Мускулы так и ходили на плечах и руках крепкого пенсионера.
– Что же вы рабочих не позовете? – спросил Кравцов.
– А зачем? Мне самому охота – в смысле физической нагрузки.
– Это хорошо. А не боитесь?
– Чего?
– Ну, вы же с утра прибаливали. Сами говорили.
– Я не этим прибаливал, – неохотно ответил Лазарев. – В смысле – не физически.
– А как же?
– А так. Зуб разнылся, пустяки. Прошло. А ты что, участковый, тут ошиваешься? Преступника поймали, твоя же собака помогла, пиши бумагу, чтобы медаль дали. Ей. Ну, и тебе благодарность.
– Да я не по этому делу, я спросить хотел. Понимаете, у меня родственник со средствами.
– Здесь земля не продается. Это кооператив. Кооператив арендует землю. А ваш родственник может написать заявление, я как председатель кооператива выношу вопрос на правление, правление решает. Пока места есть.
– То есть от вас зависит?
– В некоторой мере.
– Ну, и остальные всякие дела, связанные со строительством и всем прочим, – тоже ваша прерогатива?
– А чего ты допытываешься? – рассердился Лазарев. – Тебе-то какое дело?
– Да я просто... Полагаю, с прорабом у вас были общие дела.
– Ну, были. И что?
– Настолько общие, что вы точно знали сумму, которая находилась у него в сейфе.
– Это кто же тебе сказал? Я понятия не имел, сколько у него там!
– Разве? Вы довольно точно сказали: два миллиона.
– Да ты-то откуда знаешь, что точно? Ты их нашел? Я просто – наугад!
– Действительно. Но вы же не сказали наугад: пятьсот тысяч, или семьсот, или миллион. Вы как-то очень уверенно наугад заявили: два миллиона.
– Слушай, сельский сыщик! – окончательно взбеленился Лазарев, и лицо его, без того красное, побагровело. – Ты кончай тут вопросы свои! Есть следователь, он меня спросит, если надо, хотя сомневаюсь, а ты катись отсюда, понял?
– Опять хамите, господин Лазарев, – огорчился Кравцов. – Нервничаете. А это вредно: кровь к зубу прильет, он опять болеть будет.
– Сейчас заболит у кого-то! Очень сейчас заболит! – пригрозил Лазарев, выхватил из кармана мобильный телефон, начал нажимать на кнопки.
Кравцов, не дожидаясь, когда у него что-то заболит, пошел прочь от Лазарева, приветливо улыбаясь строителям, которые внимательно наблюдали за его перемещениями и отвечать ему улыбками не собирались.
Лазарев не дозвонился, до кого хотел, и с новой силой начал дробить щебень. Бил по нему, как по врагу.
Тут появился Вадик.
Тут появился Вадик с сообщением, что он проанализировал кусок мяса. Увы, его реактивы не позволяют определить, чье оно. Может, конечно, и козье. Но не факт, что коза именно старухи Квашиной.
– Жаль. Тогда пойдем ужинать.
Но поужинать Кравцову толком не удалось: пришла Квашина, плача и говоря, что она так надеялась на милицию, а милиции, видно, все равно, сидит себе и ест! А она вот даже есть не может, потому что без Нюсиного молока и кусок хлеба в рот не вотрет – так к ее молоку привыкла!
– Ты вот что, – посоветовала она, – ты ищи помет. У моей Нюси помет светлее, чем у других коз, я ей травку такую даю, чтобы молоко не горчило.