Учат в школе
Шрифт:
– Девчонки! Захватывай корабль! Даешь женское счастье!
Девчонки, получившие неожиданную помощь Елены Георгиевны, с удвоенной силой стали атаковать корабль. Мусин был повержен одним из первых.
– Эй, кончай дурака валять, давайте-ка перекусим, – он отдал команду и неторопливо направился к месту привала. Вдруг в голове молнией пронеслось: спирт! В три прыжка добравшись до пня, парень схватил свой рюкзак и …
– Дима, ты это ищешь? – в руках Елены Георгиевны была его пол-литровка.
Он молчал.
– Ну что ж ты, ответь, это твое? – вокруг собирались ребята, еще ничего не знавшие, но чувствовавшие разгорающийся скандал.
Он молчал.
– А
– Я думаю, там вода, а ты, Дима, как думаешь?
Он молчал.
– Быть может, я ошиблась, и это принадлежит кому-то другому? Чья это бутылка?
Все обреченно молчали.
– Зачем это? – протянула Олеська. – Так хорошо было. Эх вы, уроды!
Она вдруг подскочила к Лене, выхватила бутылку, вырвала крышку и вылила содержимое.
– На, понюхай остаточки, – бросила бутылку в лицо Мусину, – а мы лучше похаваем, да, Елена Георгиевна?
Все опять расшумелись, засуетились, стали передавать друг другу бутерброды, огурчики, посыпались смешки, шутки. Мусин отошел – отделился от всех. Как это вдруг так вышло, что они все оказались на ее стороне? Жаль, Шамаев не поехал. Костян – надежный парень, а остальные – стадо, куда поведут, туда и потянутся.
Глава 5. 7 ноября
Россия – страна парадоксов: 30 октября 1990 года в Москве на Лубянке устанавливают серый валун, доставленный из Соловков, в память миллионов жертв тоталитарного режима; а ровно через неделю, 7 ноября 1990 года, в той же самой Москве, но на Красной площади, состоялся парад, посвященный 53 годовщине Октябрьской революции, который тот самый тоталитаризм и породила. Стоит заметить, что это был последний парад, организованный на государственном уровне. Больше эту дату так не отмечали. А последний парад запомнился еще и покушением на М.С.Горбачева, когда тот находился на трибуне Мавзолея. Некто Шмонов Александр Анатольевич стреляет в президента из пневматического ружья. За что? Так и осталось за кадром. Сам Шмонов был признан невменяемым и даже помещен в психиатрическую больницу, а позже ( вот парадокс!), в 2006 году, он будет баллотироваться в Госдуму по 206 одномандатному округу Санкт-Петербургу. Когда начались эти парадоксы? Скоро ли они закончатся? Может быть, тогда, когда каждый живущий в этой стране перестанет абстрагироваться от происходящего вокруг и будет чувствовать личную ответственность за свою державу? Или тогда, когда память каждого будет вздрагивать и сердце учащенно забьется при словах «тоталитаризм, сталинизм и большевизм». Ведь это мы, наши деды и прадеды, руками своими творили беззаконие и совершали убийства. Это наши прадеды казнили в Екатеринбурге Помазанника Божьего и его семью, это наши прадеды выслали в 20-х и 30-х годах 20 столетия цвет русской нации и расстреляли оставшихся. Мы обязаны нести ответственность за все это перед Богом, перед всем миром, перед людьми. Лишь покаяние поднимет и спасет Россию.
*****
Дворцовая площадь в Ленинграде, как и Красная в Москве, собирала демонстрантов со всего города. Колонны формировались на подступах к площади по районам. Каждый район требовал определенное количество человеко-единиц от профсоюзов. Пройти дружными рядами под флагами и транспарантами – удовольствие довольно сомнительное. Поэтому все пытались найти причину, чтобы не участвовать в этой государственной затее: у кого-то болели дети, кто-то уезжал к теще, кто-то просто игнорировал. Однако большинство людей по-прежнему боялись санкций руководства, а поэтому послушно шли 7 ноября, как и много лет до этого, на Дворцовую площадь.
В 156 школу пришла разнарядка: поставить в колонну 10 человеко-единиц.
– Освобождаются пенсионеры и молодые матери! – строгим голосом провозгласил Вячеслав Николаевич.
Елена Георгиевна приуныла. Ходить строем и петь в хоре она никогда не любила. Выражать солидарность в построении чего? Она не считала нужным. Почти месяц прошло с того дня, как она ушла от Круза. Он не появлялся, не звонил, и она поняла, что их брак обречен. Скорее всего, будет развод. Это правильно? Нужно было с кем-нибудь обсудить это. Она обратилась к Алине. Та откликнулась:
– Знаешь, приходи к нам в гости после демонстрации. Я испеку шарлотку, чайку попьем.
– А это удобно?
– Конечно, я тебя с мужем познакомлю. Он у меня замечательный.
*****
Колонна Калининского района формировалась на улице Герцена. Туда Лена и направилась, выйдя из метро. Странное дело, на Невском царило оживление. Тут и там мелькали флаги, шарики, лозунги. « Боже мой, что же мы празднуем-то?» – мелькнуло в голове. Люди, весело- разгоряченные, улыбчиво-румяные ( как-никак минус 4) суетливо спешили прибиться к своей колонне. «Калининский район» Лена заметила не сразу. Сначала она увидела «Да здравствует Октябрьская революция!» в руках у химика Александра Павловича. Другое древко было в руках у Галины Степановны.
– Леночка, не проходите мимо, – Герман Федорович, как всегда, импозантно- галантен, – вы прибыли к пункту назначения.
– Галочка, – продолжал Герман Федорович, – негоже такой красавице ручки марать. Давайте мне вашу ношу, а сами идите, развлекайтесь.
Галина Степановна и вправду была неотразима: красное полупальто с роскошным капюшоном было отделано черными пуговицами в клубном стиле, черные ботфорты подчеркивали длину и стройность великолепных ног, а леггинсы лишь усиливали этот эффект. Молодая здоровая красота – что может быть лучше? Галя с радостью рассталась с лозунгом и пристроилась к Саше, который откровенно любовался девушкой.
Колонна пришла в движение, выровнялась, подтянулась и браво прошествовала по Невскому к Дворцовой площади. Там людей спешно прогнали мимо трибун и … было разрешено расформировываться.
– Сударыня, могу я предложить рюмочку спирта? – Сашин голос скорее утверждал, чем вопрошал.
Галя удивленно посмотрела на парня. Конечно, собираясь на демонстрацию, она предполагала, что романтическое приключение возможно, даже надеялась на это, но «рюмочка спирта»? Как-то не комильфо.
– Даже не знаю, что сказать,– проговорила девушка.
– А не надо ничего говорить, просто доверься мне, старшему коллеге и другу.
Он подхватил Галю под локоток, и они быстрым шагом, обгоняя расходящуюся толпу демонстрантов, миновали Дворцовый мост и устремились к Петроградской стороне, туда, где старые-старые дворы-колодцы вот уже несколько веков были молчаливыми свидетелями человеческого падения и вероломства. Много чего они повидали, о многом же будут молчать. Федор Михайлович не зря отмечал холодную бесприютность серых домов Петербурга. Таким был этот город для «бедных людей», таким и остался.
Саша уверенно вошел в подворотню, сумрачную, тревожную и безлюдную. Откуда-то из-под пожарной лестницы он извлек ящики и выставил на них фляжку со спиртом и стаканчики. Туда же определили хлеб и огурчики.
– Ну что, поехали?
Даже в страшном сне Галя не могла себе представить, что она, такая-вся-такая-растакая будет вот так, в подворотне, на ящиках…
– Галочка, давай, бери, – Саша протягивал ей стакан с жидкостью.
– А чем запить?
– Ничем, хлебушком закуси.