Учебные часы
Шрифт:
— Малыш Оз, это я, — хриплый женский голос мурлычет мне в ухо. — Ты скучал по мне?
Владелица этого голоса перемещается вперед, перенося свои талантливые руки по моему животу к нижней части пресса, пальцы теребят пояс моих джинсов.
— Может, отлучимся с тобой, малыш? В последней спальне никого нет. Я проверила.
«Скажи «малыш» еще раз, — интонирую саркастически. — Или еще лучше, заткнись».
— Возможно, — растягиваю я слова, так как она играет с ширинкой моих штанов. — Если ты прекратишь разговаривать.
Она
— Хочу, чтобы ты трахнул меня, Оз.
Я беру ее за затылок, небрежно целую в губы, голос лишен каких-либо эмоций.
— Как насчет того, чтобы вместо этого ты мне отсосала?
Нетерпеливо кивая головой, она вытирает рот тыльной стороной ладони и легонько толкает к двери спальни в трех шагах справа от меня... или это чулан?
— Не в коридоре ведь?
Да ну на фиг, конечно не в коридоре. Я все-таки джентльмен. Господи Боже.
Тем не менее, я позволяю ей поработать с моей молнией, потянуть и подергать, пока я вожусь с дверной ручкой. Она медленно тащит ее вниз прямо в коридоре всем на обозрение, ее умелые пальцы пробираются в мои джинсы. Ручка двери поддается как раз, когда шокирующий изумрудный цвет появляется в поле моего зрения.
Ярко-зеленый свитер со сверкающим жемчугом, темно-каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами ошеломленно останавливается в коридоре. Лицом к нам. Стоит как вкопанный, застывший олень в свете фар.
Или как девственница на жертвеннике.
— Дерьмо, простите, — слышится слишком знакомый голос.
Черт.
Зимняя шапка вернулась на место, надвинутая на эти длинные, шелковистые каштановые волосы, обрамляя ее невинное лицо и выводя меня из себя. Очень широко распахнутые глаза, слишком любопытные.
Слишком набожные.
Тем не менее, она делает то, чего я ожидаю от нее в последнюю очередь: смотрит.
От пытливого взгляда Джеймсон ничто не ускользает, когда он начинает медленно опускаться вдоль руки Рыжей, следуя за ее пальцами на выпуклость моих штанов. Ее теплая ладонь прихватывает в тиски мой твердый член.
Сквозь полуприкрытые веки я наблюдаю за тем, как Джеймсон Кларк смотрит, как я прикусываю зубами нижнюю губу, смотрит, как я стону, смотрит, когда Рыжая убирает руку с моей ширинки, игриво застегивая и расстегивая молнию, чтобы вновь привлечь к себе мое внимание. Вниз. Вверх. Вниз. Металлические зубцы двигаются без усилий.
Мой затуманенный алкоголем взгляд остается на Джеймсон, даже когда Рыжая занимается моим членом.
Бледные ключицы Джеймс.
Ее зарумянившиеся щеки.
— Уходишь
Джеймсон никогда не пропускает вызова. Даже бровью не поведя, она делает непринужденный глоток из своего красного пластикового стакана, глядя через его край прищуренными глазами.
— Это так ты зарабатываешь деньги, чтобы заплатить мне?
Вот ведь стерва.
— Может быть, — то ли смеюсь, то ли стону я. — Ты называешь меня проституткой?
— Нет, — вытянувшись в струнку, она выгибает бровь. — Просто говорю, что... мог бы подумать о взимании платы. Ты мог бы получить хорошую прибыль, продавая свое тело.
— Это было до странности похоже на комплимент, — опираясь рукой о стену так, чтобы мои слабые колени не подогнулись, глаза оглядывают Джеймсон сверху донизу. — Заинтересована стать моей первой платящей клиенткой?
Она смеется, громкий звук перекрывает гремящую музыку, и хныканье Рыжей мне в ухо. Я игнорирую ее, когда она тянет меня за руку к спальне.
— Заинтересована? — еще один раскат смеха по коридору. — Мерзость.
Мерзость?
— Что, черт возьми, это должно означать?
— В какой момент ты прекратишь использовать свое тело, чтобы доказать свою правоту?
Я пьян или она отчеканивает каждое слово? Со стоном опускаю голову и высовываю язык, чтобы увлажнить губы.
— Эй, Джим, — вздыхаю я, обессилено указывая по коридору. — Если хочешь пописать, то пошла не в ту сторону, — я стону, когда рука Рыжей возобновляет ласки мох яичек через джинсы. — Ты пошла не в ту сторону, — повторяю я. — Это рядом с кухней. Если, конечно, ты не хочешь присоединиться к нам в спальне.
На несколько обескураживающих секунд наши глаза пересекаются.
На несколько обескураживающих секунд ее глаза смягчаются, разглядывая меня с нераспознаваемой эмоцией и опущенными уголками рта.
Она разочарована.
Во мне.
Я знаю это так же точно, как то, что стою здесь, опираясь о стену, пьяный в задницу и вдвойне заведенный. Впервые почти за двадцать один год я на самом деле противен себе. Это мимолетно, но эти мягкие, трезвые голубые глаза — вдумчивые и не затронутые всей фанатской ерундой, окружающей меня — заставляют чувствовать себя...
Пьяным до чертиков, грязным и шовинистским.
Стыдливым.
Осужденным и недостаточно хорошим.
Проходит минута, прежде чем Джеймсон, наконец, разворачивается в своих балетках и исчезает из вида.
Я качаю головой, дезориентированный, но решаю больше о ней не думать и... не буду врать, в тот момент я тяну Рыжую через порог спальни. Вместо минета я трахаю ее у стены до потери пульса.
Потому что я хочу быть безразличным.
Потому что это приятно.
Потому что я могу.