Ученица чародея

Манукян Галина Викторовна

– Позвольте представить, – с благоговением произнесла мадам д’Эдикур, – мой долгожданный русский гость – граф Салтыков!

Незнакомец поклонился с большим достоинством.

«Русский?» – изумилась я. А хоть бы и мавр! Сомнений не было – это он, тот самый таинственный алхимик! Я подалась вперед, но противная девица с бархатной мушкой на щеке оттеснила меня. И тут графиня де Клермон нависла над ухом.

– Абели Мадлен, извольте вести себя, как подобает, а не как торговка в мясной лавке! – шикнула она.

– Странно, откуда вы столько знаете о лавках? О хлеве? Наведываетесь

инкогнито? Тянет? – огрызнулась я.

– Я припомню тебе это, неблагодарная девчонка, – прошипела графиня, но убралась восвояси.

* * *

Дамы всех возрастов слетелись к незнакомцу, как мотыльки к лампаде. Послышались ахи, вздохи.

– Позвольте, у вас есть скрипка? – совершенно без акцента произнес русский граф. – Я хотел бы продемонстрировать вам удивительную вещицу. Написал ее юный аббат из Венеции, откуда я приехал нынешним утром.

– Скрипку сюда! – хлопнула в ладоши маркиза и переспросила: – Как вы говорите – аббат? В Венеции священники занимаются музицированием?

– О да! И весьма успешно, – кивнул граф. – Впрочем, во Франции тоже. Помню, встречался я с вашим прославленным соотечественником, мэтром Жоскеном Депре, тот писал музыку, будучи при этом настоятелем. В его собор, кстати, хаживал Людовик Девятый и …

– Людовик Девятый! – воскликнула мадам де Ментенон. – Но ведь это было две сотни лет назад.

– И верно. Как незаметно бежит время! Но не будем о грустном, – улыбнулся граф Салтыков, принимая из рук слуги инструмент. – Я говорил не о том. Имя Антонио Вивальди вам еще неизвестно, однако не пройдет и пятнадцати лет, как оно прогремит на всю просвещенную Европу. Он будет назван одним из величайших композиторов эпохи. И вы, уважаемые дамы и господа, затем сможете сказать, что узнали его одними из первых.

Вельможа с тростью подле меня скорчил скептическую гримасу. Молодые люди возмущенно зашептались о том, что не видывали подобного лгуна. Впрочем, они замолчали, едва граф ударил смычком по струнам. Играл он изумительно. Сорвав последнюю ноту полной страсти оригинальной мелодии, граф обвел всех удовлетворенным взглядом.

Гости мадам д’Эдикур разразились аплодисментами. Я тоже едва не отбила ладони, усиленно продолжая думать о том, как бы подойти к мсьё Салтыкову со своей странной просьбой. Графиня де Клермон следила за мной, словно трехглавый Цербер.

– Дамы и господа, пастораль Кавальери! – объявил мажордом и ударил о паркет жезлом, обвязанным атласной лентой.

Гости расселись на расставленные полукругом стулья, музыканты выстроились перед ними, а граф, извинившись, направился прочь из залы. «Ой, он уже уходит?! Постойте, граф!» – мысленно вскрикнула я. Тот обернулся, бросив на меня выразительный взгляд, а затем скрылся за низко подобранной портьерой. Не раздумывая ни секунды, я кинулась за ним.

* * *

Граф Салтыков стоял у колонны, заложив руки за спину.

– Вы искали разговора со мной, мадемуазель…

– Де Клермон-Тоннэр, – подсказала я и присела в реверансе. – О, да, господин Салтыков, мне непременно надо поговорить с вами! Полагаю, вы не только выдающийся скрипач, но также алхимик, знающий многое о сущности

камня?

Русский граф посмотрел с интересом:

– Отойдемте к окну. Вам в отличие от меня имеет смысл бояться злых языков.

– Господин граф, у меня есть вещица, которая принадлежит вам, но которая достаточно долго хранится в моей семье. Я бы хотела… – я перешла на шепот и, взмокшими от волнения пальцами начала доставать спрятанный в складках юбки рубин.

Однако граф остановил меня движением руки:

– Сейчас не стоит. Я вижу, мадемуазель де Клермон-Тоннэр, нам определенно есть, о чем поговорить. Но не здесь и не сейчас.

– Когда же, мсьё? – вскинула я на него умоляющий взгляд. – Боюсь, у меня не так много возможностей, чтобы распоряжаться временем свободно. Заклинаю вас…

Господин Салтыков мягко улыбнулся:

– Вы плохо знаете свои возможности, мадемуазель. Уверен, вы изыщете способ, если разговор со мной действительно важен, – и совсем тихо, одними губами добавил: – Жду вас к полуночи у входа в сад Тюильри.

– Но граф…

Мой собеседник не дослушал, учтиво поклонился и шагнул к выходу из комнаты. У портьеры уже стояла с обиженным видом мадам д’Эдикур:

– Отчего вы покинули нас, граф? Вам не нравятся мои музыканты?

– Помилуйте, они чудесны! И я весь в вашем распоряжении, – с обезоруживающей улыбкой подал ей руку алхимик, бриллианты в перстнях сверкнули и погасли. – К тому же мне непременно нужно поговорить с вашей подругой, любезнейшей госпожой де Ментенон.

Остаток приема я провела, как на иголках. Граф удивлял публику то рассказами о путешествии на Восток, то скрученной взглядом ложкой, то глубокими познаниями в истории и искусстве. Кто-то ахал и восторгался, кто-то крутил нос и бормотал о лжи. Я же думала лишь о том, как сбежать от графини. Сейчас или позже? Уйду ли я далеко по ночному Парижу в таком наряде? Поможет ли мне алхимик или снова увильнет от ответа? Как рассказать о предстоящей встрече мадам Тэйра? Почему-то казалось, ей важно это знать.

Волнение зашкаливало, каркас парика давил на виски, корсет сжимал ребра все сильнее, духота в салоне, пропитанном запахами духов и пота, становилась невыносимой. Голова закружилась. И, когда граф Салтыков сказал с полной серьезностью:

– Через год скончается король Испании, и грядет большая война…

Я потеряла сознание.

* * *

Меня привели в чувство, и графиня заторопилась домой. В карете она молчала, и это не предвещало ничего хорошего. Однако едва мы переступили порог моей комнаты, мадам де Клермон набросилась на меня:

– Итак, Абели Мадлен, как ты посмела подвести меня?! Надо было постричь тебя в монахини, как советовала аббатиса.

– Но, мадам… – опешила я, борясь с тошнотой и слабостью.

– Как посмела ты, маленькая дрянь, огрызаться? А за мужчинами бегать в открытую? Такая же, как мать, да простит меня Господь… Нет, надо было послушать аббатису. И потом, где ты украла этот камень? – графиня сунула мне под нос огромный рубин с черной сердцевиной.

Я покрылась холодным потом:

– Отдайте! Этот рубин принадлежал моей прабабушке. Она дала его мне…