Ученик чародея (Часть 1-6)
Шрифт:
– Перед тобой всегда надежда: отыскать истину.
– Не знаю... Не уверен...
– с горьким смешком ответил Кручинин.
– В истине... или в надежде?
– В надежде на истину... Убийцу можно наказать, но нельзя вернуть жизнь убитому. Какая же тут истина и какая надежда?
– Конечно, надеяться на воскрешение мертвых - дело безнадежное. Но ты забыл о другой важной цели: спасение потенциальных убийц от них самих; спасение жертв, прежде чем над ними поднялась рука убийцы. Надежда на это всегда перед нами.
– Значит, это насчет "Speranza"? Что ж...
– Кручинин оглядел
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду. Как взор прельщали мой,
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!..
Небось нынче молодые люди не пишут таких вещей в альбомы своим дамам.
– Кручинин с улыбкой взял руку Вилмы и поднес к губам. Не выпуская ее руки, поднял взгляд на Грачика: - Кто-то говорил: "Грач - птица весенняя". Ты мой грач, моя весенняя птица. Ты мой вестник непременной весны. Со сперанцией, огромной, блестящей, с крылами сказочной птицы!
– Кручинин сильным, легким, как всегда, движением поднялся с кресла: - Пора...
– Куда?
– в один голос воскликнули все трое.
– Мы же еще не выпили за ваше здоровье, за нашего чародея! растерянно проговорила Вилма.
– Что ж, можем выпить. Заодно и за ученика чародея, за весеннюю птицу Грача!.. А машину все-таки вызовите, - Кручинин посмотрел на часы.
– Поезд не станет ждать.
– Ничего не понимаю, что за поезд?!
– проворчал Крауш.
– Поезд, отходящий в двадцать пятнадцать.
Грачик стоял и молча, в удивлении, глядел на Кручинина.
– Я решил, что именно сегодня, в этот день, который считается по традиции целиком принадлежащим мне, я имею право распоряжаться собою: сегодня начинается мой отпуск... Или я не имею на него права?..
– Кручинин оглядел приумолкших гостей. В глазах каждого он мог прочесть свое: в удивленных глазах Грачика; в мягких, лучащихся любовью, - но любовью к другому, - глазах Вилмы; в серых глазах Крауша - глазах прокурора и солдата.
– По крайней мере, скажи: куда ты едешь?
– спросил Крауш.
– Позвольте мне сохранить это в секрете...
– с улыбкой ответил Кручинин.
– Моя маленькая тайна.
– Это невозможно!..
– крикнул было Грачик, но Кручинин остановил его:
– Ты и впрямь думаешь, что я не имею права на секрет?
– Нил Платонович, дорогой, - быстро зашептал Грачик, - пусть они едут на вокзал с вашими чемоданами, а мы догоним их...
– умоляюще заглянул ему в лицо снизу вверх: - Пожалуйста, джан...
Кручинин поглядел на Вилму, хлопотавшую над дорожной закуской, на сосредоточенную физиономию Крауша.
– Ин ладно... А они пусть едут...
102. ГРАЧ - ПТИЦА ВЕСЕННЯЯ
Кручинин с удовольствием чувствовал на своем локте хватку Грачика. Ему казалось, что даже сквозь толстый драп пальто ему передается тепло дружеского пожатия. Время от времени он взглядывал на часы: еще никогда не было так беспокойно, что поезд уйдет без него. Перешли Даугаву. До вокзала оставалось рукой подать. Налево от моста,
Грачик остановился. Машинально поглядел в ту же сторону и Кручинин и тотчас почувствовал, как ослабла рука молодого человека на его локте. Искоса глянув на Грачика, Кручинин усмехнулся:
– Не терпится?
– Поглядел на часы.
– Иди. На вокзале увидимся.
– Я мигом, просто мигом!
– смущенно, мыслями уже перенесясь туда, где что-то случилось, пробормотал Грачик.
Кручинин с улыбкой удовлетворения смотрел, как легко Грачик несет свое молодое, крепкое тело, как мелькают подкованные каблуки его тяжелых ботинок. Вздохнул и повернул к вокзалу.
– Что случилось?
– спросил Грачик, показывая милиционеру свое удостоверение.
– Удар в голову сзади...
– Задержали?
– Я заметил пострадавшего только сейчас...
Грачик, протиснувшись между локтями склонившихся врачей, посмотрел на раненого, и словно от взрыва из головы Грачика тотчас вылетело все, что там было: Кручинин, разговор о жизни, вокзал, поезд - задвигаемые в машину носилки увозили отца Петериса Шумана! Лицо священника, обычно такое розовое, было теперь покрыто мертвенной бледностью. Нос, всегда казавшийся Грачику багровой картофелиной, вдруг стал вовсе не круглым и не красным он заострился и был словно вылеплен из гипса. Веки священника были опущены, но не до конца, - как бывает у покойников.
Одно мгновение Грачик глядел на это лицо и резко обернулся к врачу:
– Это смерть?
– Нет еще.
– Мне необходимо задать ему вопрос.
Врач отрицательно помотал головой.
– Не теперь.
Но Грачик уже склонился над Шуманом и как можно более четко и внушительно проговорил в самое его ухо, ставшее очень большим и совсем белым:
– Отец Петерис... Это я, Грачьян... Кто вас ударил?
Шуман сделал усилие открыть глаза, и его губы шевельнулись. Грачик наклонился так близко, что почувствовал у своей щеки холод этих губ. Он с трудом разобрал:
– Нет... но его видел бог...
– Отец Петерис...
– начал было снова Грачик, но рука врача властно легла ему на плечо и отстранила от раненого:
– Он не умер, но вы его убьете...
– Он должен жить!
– настойчиво проговорил Грачик.
Под ударами холодного осеннего ветра, гулявшего по перрону рижского вокзала, Кручинин вспомнил, как полгода назад стоял на Курском вокзале в Москве возле сочинского поезда и тогда так же с досадой думал о молодом человеке, которому отдал столько сил, которого считал почти сыном и который не появлялся на вокзале, чтобы его проводить. Обидно, что именно сегодня Грачик променял его на какое-то уличное происшествие!.. Он рассеянно посмотрел на шевелящиеся губы Крауша, силясь разобрать его слова сквозь грохот и визг станционного радио.