Ученик лоцмана
Шрифт:
Острие прочертило линию между воображаемой ступицей и точкой на ободе, где, по словам мастера Валу, находится мой родной мир, Земля.
— Все миры, те, которые ты назвал «параллельными» — мы-то называем их Внешними — расположены на ободе этого воображаемого колеса. Некоторые из них соседствуют, некоторые разделяют один-два мира, другие находятся на противоположном краю обода. Но все объединяет одно: попасть из одного мира в другой, где бы они не находились, можно только пройдя по спице-фарватеру, миновав по пути ступицу. Вот этот самый центральный, или Маячный Мир, в котором мы с тобой сейчас и находимся. Это понятно?
И он с размаху воткнул нож в центр воображаемого «мирового колеса». Устроившиеся за соседним столом посетители таверны покосились на звук удара, но больше никак не отреагировали.
— Понятно. — кивнул я. — Примерно так я себе всё и представлял, с некоторыми расхождениями, разумеется. Значит, корабли путешествуют между мирами… надо полагать, торговля? А ваш мир, центральный, ступица, с этой торговли и живёт, предоставляя проходящим, транзитникам, разные услуги, верно?
— Всё-то ты понимаешь… — буркнул мастер Валу. — Удивительно прямо!
— А какую роль во всём этом играют маяки? — я сделал вид, что пропустил его комментарий мимо ушей. — Как я успел заметить, у вас к ним, к маякам, особая склонность?
— Маяк только один! — указующий коричневый, с обгрызенным ногтем, в заусенцах перст уставился в потолок. — Истинный, главный маяк, который ведёт моряков, странствующих по Фарватерам, не давая им сбиться с курса. Да ты сам его сегодня видел, на мысу, не забыл?
— Такое забудешь… — я покачал головой, припомнив гигантскую башню маяка, возносящуюся над гаванью, казалось, до самого зенита. — И что же, это его огонь мы видели в тоннеле?
— На Фарватере. — поправил меня мастер Валу. — Приучайся к правильным терминам, парень. Любой маячный фонарь в любом, самом занюханном, окраинном мире светит его отражённым светом, и неважно, где стоят эти фонари — на каменных башнях, на плавучих маячных буях, или вовсе на конце жерди, воткнутой в землю на верхушке прибрежного холма. Любой из маяков может послужить ориентиром для входа на Фарватер. Некоторые из них специально настроены так, чтобы как можно сильнее отражать свет Истинного Маяка — их смотрители знают о своей роли и поддерживают фонари в нужном состоянии. Такие маяки занесены в Маячный Реестр, известный всякому Лоцману, проходить через них на Фарватеры просто и безопасно. Другие же, и их огромное большинство, сами по себе — вроде того буя, которым воспользовались мы с тобой. И делать это, как ты, полагаю, заметил, порой весьма рискованно и всегда очень, очень непросто. Помнишь, какая свистопляска встретила «Штральзунд» на входе в Фарватер?
— Ещё бы! — хмыкнул я. — До сих пор не могу понять, как нас не разнесло в щепки?
— Могло бы и разнести. — назидательно сказал он. — С «дикими» маяками — так мы называем те, что не занесены в Реестр — никогда не знаешь, чем дело закончится. И, тем не менее, их свет тоже содержит отражённые лучи Истинного маяка, того, на который ориентируются Лоцмана, ведя корабли по Фарватерам между мирами!
Окончание фразы прозвучало особенно торжественно. Гул голосов в таверне стих, взгляды сидящих за соседними столиками обратились к нам, кружки застыли в руках, а разговоры смолкли сами собой. Продолжалось это недолго, не больше пяти секунд — снова оловянные донца застучали о столешницы, снова заскрипели скамьи, зазвучали со всех сторон обрывки фраз на незнакомом языке. Я помотал головой, отгоняя наваждение.
— Ну, хорошо, допустим. И вы, насколько я понял, мастер Валу, и есть один из таких Лоцманов?
Я постарался, чтобы это слово, «Лоцмана», прозвучало в моём исполнении так же, как и у собеседника — подчёркнуто-пафосно, с большой как бы буквы. Мастер Валу кивнул.
— Верно. Только мы знаем, как вывести судно на Фарватер и как управлять им, чтобы не оказаться выброшенным прочь.
— Эта ваша бронзовая штучка, вроде астролябии? — припомнил я. — Я так и подумал, что это какой-то навигационный инструмент, связанный с такими вот перемещениями!
— Правильно подумал. — кивнул мастер Валу. — Астролябии — они, кстати, именно так и называются, — есть у каждого Лоцмана.
Он похлопал себя по боку, где под полой плаща, рядом с заткнутым за пояс револьвером висела узорчатая сумочка.
— И у тебя, парень, будет такая же — если ты, конечно, примешь моё предложение.
Я откинулся на спинку скамьи и поиграл в пальцах двузубой вилкой с насаженной на ней жареной рыбёшкой.
— Видимо, предполагается, что я сейчас заору от восторга и вскочу с криком «Да! Да! Согласен! Давайте поскорее?..»
Он посмотрел на меня с интересом.
— А ты что, не согласен? Стать Лоцманом — настоящим Лоцманом, которому могут открыться все тайны Фарватеров и маяков — может далеко не каждый, а в тебе я вижу нужные способности.
…опаньки! Вот это новость!…
— Какие именно, не секрет?
— Не секрет. Но сейчас объяснять бесполезно, пока ты слишком мало знаешь, да и не всё можно объяснить, надо почувствовать. Если согласишься — сам всё поймёшь. Учти, такие предложения…
— Да-да, знаю, делаются один раз в жизни. — я сжевал остатки рыбёшки и глотнул эля. — Но у меня вообще-то свой дом, своя жизнь, родители, друзья — с ними как? Предлагаете забыть и начать всё с чистого листа?
Он со стуком положил нож на воображаемый рисунок «мирового колеса» — от него на столешнице осталась лишь крошечная зарубка на месте ступицы, куда он, разгорячившись, воткнул острие.
— Я понимаю, всё это крайне неожиданно. Ты устал, потрясён, тебе надо всё обдумать, переварить… погоди! — он вскинул ладони, увидев, что я собираюсь возразить. — отправляйся сейчас в свою комнату, тётушка Гвинкль уже всё приготовила, а завтра с утра я за тобой зайду. Мы отправимся в Гильдию Лоцманов и там закончим наш разговор.
И, не слушая больше возражений, мастер Валу встал из-за стола и жестом подозвал хозяйку трактира. А я вдруг ощутил колоссальную усталость, оставившую мне единственное желание: прямо сейчас наскоро ополоснуться — хоть холодной водой из кувшина, если здесь не найдётся нормального душа, — а потом завалиться в постель. А там, и правда, видно будет — утро вечера мудренее, не зря ведь предки сочинили эту поговорку?
Ночь. Жаркая, душная — от накинутого ею горячего, влажного одеяла не спасает даже вливающаяся в окно морская свежесть, сдобренная запахами солёной рыбы, угольной копоти, смолы и прочими ароматами порта. В маленькое окошко заглядывает большая масляно-жёлтая луна; я лежу в крошечной комнате, где из всей меблировки только узкая кровать с высокими деревянными спинками, хромоногий табурет да кувшин с водой — прочие удобства в коридоре.