Ученик мага
Шрифт:
– А теперь, – объявил Хафиз Джан, – я научу тебя фокусу с волшебным кольцом.
Он снял с мизинца на правой руке покрытое пятнами золотое кольцо с лазуритом.
– Но для начала мне нужны три гриба. Найдешь?
Я отправился на поиски грибов в густые заросли невысокого кустарника. В подлеске мне попались старая парусиновая туфля, моток ржавой проволоки и коричневая стеклянная бутылка из-под пива. Но никаких грибов. Я уже готов был вернуться, но угодил ногой в яму, споткнулся и поранил колено.
Пуштун услышал мой крик и примчался на помощь. Он перевязал мне ногу лоскутом, оторванным от тюрбана. Потом принялся осматривать палки и листья в яме: обо что это я поранился? Я наблюдал за ним. Когда мусор был расчищен, мы оба с изумлением уставились на землю. Оказывается, я набрел на заброшенный колодец.
Скважину давно засыпали, так что смертельной угрозы она не представляла, но все равно пуштун, довольный своей находкой, целых два дня заливал колодец цементом.
– Шайтан у себя в аду обойдется сегодня без ужина! – приговаривал он.
И вот, наконец, настал великий день нашего представления. В кухне поставили ряд стульев. Хафиз Джан расчесал бороду, подрезал волоски в носу. Реквизит и реактивы были сложены в ящик – своеобразную лабораторию иллюзиониста. Мои родители и сестры, а также садовник, экономка и секретарь расселись по местам. Зрители терпеливо ждали начала представления.
Стоило Хафизу Джану хлопнуть огромными, будто кимвалы, ладонями, как у меня в голове раздался набатный звон. По счастью, я успел подготовить весь реквизит в последнюю минуту. Во время представления пуштун собирался жечь загадочную шероховатую серую кору. Он сказал, что это кора индийского чайтан-дерева – чертова дерева, – и что на востоке заклинатели часто ее жгут, чтобы произвести на зрителей впечатление. Есть мнение, что именно галлюциногенному эффекту этой коры обязан своим существованием легендарный индийский фокус с веревкой.
Для начала Хафиз Джан показал несколько фокусов, основанных на ловкости рук – он доставал предметы прямо из воздуха. Из «зрительного зала» вызвали садовника. Когда пуштун пожал ему руку, у того исчезли часы, которые минутой позже были извлечены из кармана моей сестры. Я наблюдал за реакцией зрителей. Родители смотрели спокойно. Уже хорошо.
Следующим номером был горшок кипящего растительного масла – Хафиз Джан извлек его из печи и поставил передо мной. Не колеблясь ни секунды, я погрузил в горшок левую руку. Зрители затаили дыхание – купились на такую простую иллюзию. Перед тем, как ставить масло на огонь, в него добавляется лаймовый сок. Стоит его немного нагреть, он закипает, на поверхность поднимаются многочисленные пузыри, и создается впечатление, будто масло кипит.
Пока я оттирал руку от масла, Хафиз Джан достал из печи раскаленную кочергу и принялся ее облизывать. При соприкосновении металла с языком слышался характерный шипящий звук, сильно запахло паленой плотью. Перед тем, как показывать этот фокус Хафиз Джан прополоскал рот отваром ликвидамбра, который поглощает жар.
На родителей представление явно произвело сильное впечатление. Я гадал, насколько хватит их энтузиазма. Затем пришел черед «Кровавой битвы» и других безобидных иллюзий.
Следующий номер был по всем меркам испытанием суровым. Хафиз Джан извлек из воздуха самую обычную электрическую лампочку, обернул ее платком и раздавил правой ногой. Дал мне съесть банан, и сам тоже съел. Затем положил на язык осколок стекла и принялся жевать. Я тоже положил зазубренный кусок стекла в рот и стал чавкать.
Отец глазам своим не верил: сына научили с наслаждением есть стекло. Его изумление быстро переросло в гнев, но он вовремя взял себя в руки, боясь обидеть гостя. Мелкие осколки стекла благополучно застряли в банане и позднее с легкостью вышли из организма. Хафиз Джан учил меня брать только прозрачные лампочки – в матовых содержится ядовитый оксид ртути.
Представление шло своим чередом. И тут Хафиз Джан решил, что пора переходить к гвоздю программы. Решение было смелым. Пуштун зажег толстую восковую свечу и установил ее перед нашей импровизированной сценой так, чтобы фитиль приходился как раз на уровне глаз зрителей. Затем достал из-за пазухи горстку пыли, пробормотал заклинание и швырнул порошок в пламя свечи. Прикрывая глаза концом тюрбана, Хафиз Джан вздрогнул от удовольствия, когда золотистый огненный шар устремился в сторону моих родственников и домочадцев.
Однако иллюзионист не рассчитал силу возгорания. Он привык поджигать камфарный порошок на улице. Зрители ощупывали свои опаленные волосы, терли почерневшие лица, а я лихорадочно соображал, что сказать. Похоже, лучшим выходом было молчание.
На следующее утро Хафиз Джан поднялся с рассветом. Я слышал через дверь, как он беспокойно ходит на цыпочках. К семи утра он уже упаковал свои вещи в ящик. Отчасти опустошенные склянки он укутал в набитый конским волосом тюфяк. Они, будто прощаясь издавали булькающие звуки, пока ящик тащили вниз.
И снова створки входной двери открылись. Огромный пуштун поднял меня и невесело улыбнулся.
– Теперь, – проговорил он, – когда колодец – этот мерзкий туннель, ведущий в ад – надежно закрыт, мне пора. Я должен вернуться к мавзолею твоего предка, там мое место. Джан Фишан, – добавил он уже мягче, – будет ждать меня.
Пока Хафиз Джан, сын Мохаммеда ибн Макбула, собирался в обратный путь к маленькому городку на севере Индии, я дал себе клятву. Однажды – я еще не знал, когда именно, – я найду его и продолжу обучение чародейству.
2
Жонглеры змеями и липосакция
С того достопамятного дня, как неподражаемый Хафиз Джан метнул в моих близких огромный огненный шар, минуло уже почти двадцать лет. И хотя то наше с ним злополучное представление частенько виделось мне в кошмарных снах, интереса к фокусам оно у меня не отбило. Я повсюду готов был учуять ванильную нотку отвара ликвидамбра. Мысль о поедании стекла заставляла сердце биться чаще. В глубине души я все это время лелеял мечту стать иллюзионистом. Но для решительного шага мне не хватало лишь какого-то маленького импульса.
И вот однажды искра промелькнула. Произошло это как-то поздно вечером в полутемной прокуренной квартире в западной части Лондона. В комнате было полно людей, считавших себя друзьями. Они болтали о своих престижных машинах, престижных работах и престижных планах на престижное будущее. Они жили в мире занавесок с рюшами, обоев в цветочек, мусса из спаржи и рубашек с французскими манжетами.
Мне же это было как-то чуждо. Мне до дрожи хотелось вновь ощутить ту легкость и непосредственность, которую во мне когда-то с такой силой пробудил своим волшебством Хафиз Джан. Я жаждал приключений, открытий и чудес. Мысли о спокойном, четко распланированном будущем вовсе меня не радовали.