Ученик некроманта. Мир без боли
Шрифт:
Лютый, натужно завывающий ветер, несущий с собой крупные снежные хлопья, глушил все звуки и застил глаза непроницаемым белым покрывалом. И все же удача улыбнулась Батури. Он не увидел преследуемых, не услышал стук копыт, но уловил ругань, брань и крики, которыми щедро одаривала своего спутника одна из наездниц. Клавдий, и без того летевший близко к земле, спикировал еще ниже и закрыл себя магическим щитом, чтобы чувствительные к опасности вампиры не смогли его учуять.
В целях предосторожности, вампир продолжал преследование, не показывая себя. И вскоре различил в белой стене снегопада семь коней, которые мчали галопом и были быстрее разбушевавшегося ветра. Казалось, животные
Всадников было трое. Один из них молчал и ехал впереди, двое других вздорили. Позади конных скакали четыре неоседланных жеребца, но на одном из них валялась привязанная к седлу Анэт. Ребенка Клавдий не видел, а чуть позже заметил, что его держит в руках один из всадников, по голосу – женщина.
– Зачем ты взял с собой этот балласт? Стригои, твою мать! Я к тебе обращаюсь! – бранилась вампирша и ее тонкий, звучный голос был Клавдию знаком. Он знал ту, что напала на усадьбу Ливуазье и выкрала ребенка, и не только знал, но и любил. Это была Алекто.
– Каэль сказал привести девушку, этим я и занимаюсь.
– Ему нужна рыжая! – не желала утихомириваться Алекто.
– Так почему ты ее не повязала? – удивился Стригои. – Она же была перед тобой. Бери, она твоя, но ты сбежала, как крыса с корабля.
– Ты сбежал первым! – не унималась Алекто.
– Конечно! – воскликнул Высший. – У нее были магниты Тривеликого, а связываться с неизведанной магией мне не с руки.
– Трус, – зло выдавила из себя Алекто. – Удивляюсь, как такой поддонок смог прожить так долго.
– Трус, – не стал спорить Стригои. – Потому и жив. Я же не ты и не могу добиться защиты, раздвигая ноги то перед Баутри, то перед Каэлем. У меня, видишь ли, органы не приспособлены для такой любви.
– Ах, ты скотина! – потеряла терпение Алекто и уже была готова скинуть вампира с лошади заклинанием, но ее остановил голос до сего молчаливого спутника:
– Прекратите! Оба, – рявкнул он и принюхался, словно ищейка. Некритто Носферо ощущал опасность и близость боя, но не мог понять, с чем связано это чувство? Ведь погони не было. Об этом говорила и магия, и артефакты, которыми запасся предосудительный вампир. – Я что-то чувствую…
– И почему нами командует никому неизвестная шавка? – воздал очи небу Стригои.
Некритто Носферо одним взмахом руки лишил высшего голоса. И не было ясно, какого рода магию использовал вампир.
– Замолкни, и не мешай мне слушать, – приказал командир ночных охотников, который сам напрямую не участвовал в похищении и лишь сторожил коней, но не по той причине, что был слаб, а потому, что не хотел лишний раз подставляться, рисковать своей шкурой и открывать себя. – Когда посчитаю, что ты достоин, чтобы со мной говорить, я верну тебе дар речи.
В облике крупного нетопыря Батури продолжал преследования, прячась за жеребцами. Защитный щит, укрепленный энергией Клинка, действовал безупречно и полностью блокировал вампира от внешнего мира, делая его невидимкой для магического зрения. Батури слушал громкую речь всадников, которые пытались перекричать ветер, и ждал подходящего для нападения времени.
Скачка продолжалась. Снегопад валил монолитной стеной, протяжно выла вьюга. Стучали копыта скакунов. С трудом давалась беседа.
– Носферо, – обратилась к Высшему Алекто, – пусть Стригои оставит девушку. Она только мешает.
– Нет, – отрезал Некритто.
– Но если выбросим ее, то сможем обратиться в летучих мышей и уже к рассвету будем в замке, – стояла на своем вампирша в кошачьей маске. Алекто не хотела, чтобы Батури видел ее лицо, когда будет умирать, а пришли они именно за тем, чтобы лишить его жизни. Алекто повезло: Клавдия она не повстречала, хоть и не сомневалась, что он пуститься в погоню и скорой встречи не миновать.
– Я все сказал, – не пошел на поводу Носферо.
– Это неправильно, Каэль не одобрит…
– Я. Все. Сказал. – С расстановкой повторил Некритто. – Твоя задача держать младенца и не выпускать его из рук.
– Зачем нам балласт? – не могла остановиться Алекто. После того, как Носферо сказал о своих опасениях, тревога передалась и ей. Она не могла избавиться от ощущения, что за ней кто-то непрерывно наблюдает.
Каэль не поскупился и выделил ночным охотникам чистокровных роверцев, не боявшихся нежити по той причине, что кони сами были наполовину мертвы. Поэтому привыкший к разным седокам жеребец даже не вздрогнул, когда на него опустился нетопырь. Не подал виду и тогда, когда вампир принял людское обличие.
Клавдия заметили не сразу, заглушающая магия выкроила ему то мгновение, которое необходимо для плетения заклинания и уже в следующий миг Батури напал на своих собратьев. Он не стал размениваться на простую волшбу, как стрела Хаоса или Огненный шар, не воспользовался магией тьмы, которая была против вампиров практически бессильна, и сразу перешел к Нежности Хель. Жидкий лед поглотил в своих нежных, но колючих объятиях и Стригои, и его жеребца. Роверец, как и должно, прямо на скаку превратился в ледяную статую, которая рухнула наземь и разлетелась сотней мельчайших кристально чистых осколков, но дальше случилось непредвиденное: Стригои остался цел и невредим, будто его защищала чья-то могущественная, непобедимая магия. Батури все же смог вывести Высшего из строя. Стригои, оставшись без коня, кубарем покатился по земле и попал под копыта, мчащих позади роверцев. Вампир не умер, нет, но теперь он еще не скоро оправиться от ран, не скоро сможет отомстить графу за подлый удар в спину. И все же в сердце Батури поселились сомнения, сможет ли он справиться с другими преследователями?
Словно в ответ на этот вопрос, в Клавдия полетело заклинание, изощреннее которого он не встречал. Магия, которой пользовался противник, была для Батури абсолютно новой, чего он не мог даже помыслить, считая, что если не владел, то был знаком со всеми колдовскими школами. В вампира ударил луч света, и был этот свет настолько чистым, что превратил мрачную ночь в яркий день. От неизвестной волшбы спас артефактный клинок, который некогда достался от Аргануса – «смерть Каэля». Но и кинжал не смог полностью блокировать лучезарную магию неизвестного. Батури закрыл себя клинком. Луч света раздробился на десятки светлячков и теперь они, несмотря на дикую скачку, окружили Батури со всех сторон и с каждым мгновением становились все ярче, все крупнее. И, когда дорастали до необходимого размера, беспардонно жалили, оставляя болезненные ожоги, которые не поддавались вампирской регенерации и не спешили зарастать. Но Батури в большинстве случаев успевал вовремя выставить клинок, защищаться и разрушить светлячка. Вот только искр от этого не становилось меньше. Разбитые клинком световые пучки делились на десятки осколков и, как и все другие, начинали расти и светить ярче. Волшба порождала саму себя. И нельзя ее было зачислить ни к стихийной, которой владели люди, ни к магии жизни, присущей друидам, ни к природной волшбе альвов, ни к темному колдовству смерти, которой пользовались немертвые. Она чем-то напоминала магию, с которой Батури столкнулся в Вестфалене, – магию эстерцев. Но не мог же обладать ею вампир?