Ученик слесаря
Шрифт:
Грим
Грим
Пролетарские триллеры.
– #1. Ученик слесаря
– Ну что?
– спросил механик.
– Что?
– не понял Иван.
– Что по химии?
– Три, - сказал Иван.
– И у меня три, - сказал механик.
– Я вечернюю школу
Он уронил газету, в которую до прихода Ивана заглядывал, поднял с полу, опять уронил и оставил лежать ее там, куда ее угораздило, то есть возле своей правой ноги. Вынул сигарету из черной пачки, лежавшей перед ним на столе. Постучал по столу фильтром. Сунул в рот. Папиросы еще недавно курил, догадался Иван, а сейчас, с достижением предпенсионного возраста, папиросы, наверное, стали казаться ему опасными, вот он на сигареты и перешел.
– Куришь?
– Нет.
– И я, - сказал механик, - курю.
Очевидно, не расслышал ответа, а вернее - и слушать не стал, заранее уверенный в том, что все они, нынешняя молодежь, не только курят, но и черту кадят. Однако сигарету не стал предлагать - не их жадности, как понял Иван, а просто потому, что тут же забыл про свой вопрос. Да и не собирался Иван отравлять себе жизнь никотином, даже стодолларовую сигару ему предложи.
– А при чем тут химия?
– спросил Иван.
– Я ж не в химики наниматься пришел.
– Химия? Химия, она, брат...
Он с некоторым удивлением посмотрел на Ивана, как будто тот только что вошел, и приходилось начинать собеседование сначала. И хотя стоял Иван перед ним уже пятнадцать минут, механик так ничего про него не выяснил, ибо вопросы задавал не по существу. Даже Иван мог бы сказать о нем больше. Что лет, ему, например, под пятьдесят, что жизнью своей недоволен, что до пенсии ему - по вредности - ровным счетом четыре месяца, а поэтому ему на все наплевать, так что катись этот цех химических производств куда подальше. А звать его Василий Петрович - это Ивану на проходной сказали, а так бы тоже не знал.
– Я могу идти?
– спросил Иван, так как механик, закурив, смотрел большей частью в угол, изредка переводя взгляд на окно, а об Иване, казалось, напрочь забыл.
– Куда ж ты пойдешь?
– вновь удивился механик.
– Вместе сейчас пойдем. У нас на территории не курят, - объяснил он.
– Так что, имей в виду.
– Я не курю, - напомнил Иван.
– Вот-вот, - сказал механик.
– Тут фасовщицу у нас так скрутило... В субботу. Позавчера...
– Он выпустил изо рта черный дым и, положив кулак на кулак, воспроизвел крутящий момент.
– Понял как? А если бы курила в отведенных местах, то, может, и обошлось. Так что сегодня похороны.
Слухов хватало. О том, что на этом сравнительно небольшом предприятии едва ли не ежемесячно погибают люди - по халатности ли, от внезапных несчастных случаев или иных, говорили даже - инфернальных - причин, только слепоглухонемой не знал. А таких в городе не было. Так что и Иван был наслышан. Но в силу скептического склада ума и некоторой доли упрямства выбрал для начала трудовой деятельности именно этот завод. Хотя рабочие вакансии были и на вагоноремонтном, да вероятно и на других.
– Несчастный случай?
– спросил Иван.
– Догадливый, - похвалил механик.
Догадливость Иван давно за собой замечал, так что иронию в тоне механика предпочел игнорировать. То есть не то чтобы очень давно, ибо и сам на свете существовал недолго - девятнадцатый год всего. Но полагал,
– Пошли.
Механик утопил окурок в пепельнице и встал. Оказался он довольно высок, на пол седой головы выше Ивана, который маленьким себя не считал.
Иван вышел из прокуренной конторки на улицу. День был солнечный, яркий. Припекало, как и положено в мае. Всякие значительные перемены в жизни Ивана происходили весной. Весной школу закончил, едва не женился той же весной, да и родился весной. Восемнадцатилетие этого события было отмечено две недели назад.
Прямо перед ним была темно-коричневая стена четвертого цеха, правее высились трубы котельной, а чуть подальше виднелась коробка другого цеха. Он прождал минут пять - механика не было. Наверное, завернул к начальнику, кабинет которого находился в этом же одноэтажном здании, отстоявшем от производственного корпуса метрах в пятидесяти. Подождал еще пять - дверь скрипнула, и разъяренная морда механика высунулась из щели.
– Ну?
– Что ну?
– Где тебя носит?
– Здесь стою.
– Спецодежду зайди получи.
Иван вернулся в контору. Дверь напротив кабинета механика была распахнута, дверной проем перегорожен столом, в глубине маячила спина кладовщицы, облаченная в черный халат. Стол, вероятно, служил барьером от посторонних, не облеченных материальной ответственностью лиц. Однако это было не очень удобно, так как всякий раз приходилось его отодвигать, перед тем как выйти. Кладовщица обернулась и оказалась довольно приятной женщиной лет тридцати. Женщины этого возраста конечно уже староваты, но зато - ого-го.
– Ничего не ого-го, - сказала кладовщица, бросив на стол черную пару.
– Как раз твой размер.
– Она прищурилась на Ивана и кивнула, подтверждая собственные слова.
– Бери-бери.
Она подумала и добавила к этой паре кусок мыла.
– За мылом опять через месяц придешь. Распишись своим почерком, - сказала она и дала Ивану расписаться в двух местах.
Ворота цеха были распахнуты, но в них торчал грузовик - в него что-то грузили. Механик вышагивал метрах в двадцати, чтобы зайти в здание с противоположной стороны, где тоже были ворота, но ничего из них не торчало. Он шел, высоко задирая ноги там, где надо было перешагнуть через обломок бетонного блока или ржавую балку, но привычно споткнулся о железнодорожный рельс. Привычно - догадался Иван, потому что даже не заметил этого. А если б заметил, то чертыхнулся бы или как-то иначе выругался. Иван догнал его.
Слесарный зал, как иронично назвал мастерскую механик, был сразу же за воротами. Кроме ворот имелась и дверь, в нее и вошли. Тепловая завеса в дверях подавала в тамбур подогретый воздух, хотя был солнечный май, и к полудню солнце обещало прогреть воздух градусов до двадцати пяти.
Иван обратил на это вниманье механика.
– Догадливый, - снова похвалил тот, и, поймав у ворот какого-то человека с черным прибором - наверное, электрика, велел тут же калорифер выключить.
Похвала механика и на этот раз на Ивана никак не подействовала. Он уже решил про себя, что механик какой-то весь заторможенный, и любое проявление элементарной внимательности к миру явлений кажется ему догадливостью, а вырази Иван вслух нечто менее очевидное, например, о том, что земля вертится вокруг солнца, это ему гениальной догадкой покажется.