Ученики Ворона. Черная Весна
Шрифт:
— Нет, просто я начал с конца — засипел вновь развеселившийся Виктор — Я не сказал, что надо выбрать того, кто умрет. Кого бы ты спас — друга или учителя?
— Я предпочел бы убить того, кто представляет для них угрозу — медленно и четко ответил Гарольд — А если придется — умер бы в этом бою. Между родными людьми не выбирают.
— Как это… — Форсез потряс в воздухе кулаками, изображая восхищение — По-мужски. Осталось только дождаться того солнечного дня, когда я предоставлю тебе такой выбор. Кстати! Ты, Монброн, уйдешь из этого мира последним из тех, кто мне задолжал
Гарольд бросил взгляд на кровать, где лежал отброшенный им шелковый шнурок.
Если честно, я бы и сам с радостью прикончил этого человека, но ситуация никак не позволяла нам сделать это. Слишком много «куда» и «как». Куда девать тело, как объяснить тот факт, что в Палаты Раздумий он вошел, а из них не вышел, как потом будет выкручиваться наставник, объясняя отчего его подмастерья взяли, да и убили клерика Ордена Истины?
Если бы не это, он бы уже был мертв. На этот раз окончательно.
— Договорились — шагнув к Монброну, я положил ему руку на плечо — Идет. Я лично ничего не имею против. Одно плохо — я не увижу, как мой друг будет убивать тебя.
Форсез смерил нас взглядом и достал из рукава черную матерчатую полумаску.
— Покрасоваться решил? — с приторным сочувствием спросил у него Монброн — Таинственности нагнать? Дамам это нравится.
— Смешно — просипел Форсез — Очень смешно пока.
И он закрыл свое лицо до глаз, а после завязал ее на затылке.
— Виктор — поколебавшись, обратился я к нему — И все-таки. Как ты выжил? И как ты стал таким… Каким стал?
Дело не в сочувствии. Мне правда интересно.
— Уродом — неожиданно спокойно, без недавней истеричности, уточнил Форсез — Называй вещи своими именами. Нет, фон Рут, я не выжил. Я мертв. Ты же подмастерье мага, неужели ты этого не ощущаешь?
— Мертвец не может служить Ордену — возразил ему Монброн — Тебе ли этого не знать. Любой немертвый подлежит немедленному уничтожению, как существо неугодное светлым богам и добрым людям.
— Отменное знание постулатов Ордена — похвалил его Форсез — Но я мертв. Да, я хожу, я дышу, я испражняюсь, моя кровь горяча. А жизни во мне нет и никогда больше не будет. Она осталась там, в Гробницах Пяти Магов. Фон Рут, ты знаешь, как называлась та тварь, что выползла из-за стены, учуяв кровь и смерть?
— Многоликий червь — чуть помедлив, ответил я.
— Верно — сверкнул глазами Виктор — Многоликий. И каждое лицо — это его добыча, его победа над человеком.
— Те, кого он сожрал? — предположил я.
— Нет — покачал головой Форсез — Пищей для его плоти служат трупы. А пищей для его души — живые. Мое лицо теперь красуется на спине этой твари, а моя душа вечно будет ему служить. Червь забрал их у меня. Остальным повезло, они были уже мертвы, и он их просто съел — кого-то в ту ночь, кого-то, скорее всего, потом. Просто заглатывал их, как питон — ам, и труп в его желудке. А меня… Меня он поглощал долго. Вечность. Он смаковал меня как бокал вина, отрывая по лоскутку то от тела, то от души. А потом, с рассветом, уполз за стену, оставив меня на песке. Причем, видимо в насмешку, еще и исцелил мои раны. Мол — иди отсюда, если есть на то желание. Но какие желания могут быть у мертвеца? Нет, я убрел в пески тем же утром, но этот «я» был уже не я.
— Так и повесился бы там — посоветовал ему Монброн.
— Повешусь — покладисто согласился Форсез — Непременно. И именно там. Но сначала мне надо убить каждого из тех, кто выжил тогда у стен некрополя. Ну, и ваших друзей, за компанию. Пусть их там и не было, но это неважно. Желаний у меня нет, а вот жажда мести — есть.
— Значит, ты уже не мертвец — сообщил ему я — Мертвые не мстят. Они просто всегда хотят жрать.
— Не убей ты тогда Августа, червь выпил бы его сущность, не мою — глухо произнес Форсез — А я бы за это время успел умереть. И все были бы в выигрыше.
— Ну, так и мсти только мне — предложил я — При чем тут остальные?
— Они были слишком глупы и слишком отважны — пояснил Форсез, берясь за ручку двери — Надо было просто сказать «да», но они этого не сделали, а значит тоже виновны. До встречи, друзья. И вот еще что — у Ордена Истины пока к вам нет вопросов. У вас очень хорошие заступники, чьи интересы совпадают в настоящее время с нашими. Но в этом мире нет ничего постоянного, все может измениться. Особенно если учесть, что скоро вы покинете эти гостеприимные края.
И он вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Мы еще некоторое время с Монброном постояли молча, а после он подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор.
— Ушел? — спросил я у него.
— Ушел — подтвердил мой друг — Слушай, это что такое сейчас было?
— Если тебе хочется поговорить о том, что мы только что видели и слышали, вовсе не обязательно задавать мне глупые вопросы — произнес я — Но изволь — это был вконец спятивший Форсез.
— А, так тебе тоже показалось, что он не в своем уме? — почему-то обрадовался Гарольд.
— Не в своем уме — не то слово — уставился я на него — Ты слышал, как он фамилии перечислял? Как молитву богам, с придыханием. И каждую со своей интонацией. Не удивлюсь, если он это делает каждый день, и не по разу. Как его такого вообще в Ордене-то держат и одного на улицу отпускают?
— Ну, в Ордене и не такие служат — резонно заметил Гарольд — Вон, того же Августа Туллия вспомни. Он нашу Флоренс ненавидел только за то, что та глупо пошутила. И убил ее за это. Если всех сопливых девчонок убивать за шутки о мужском достоинстве, то скоро их вовсе не останется.
— Это да — признал я — Но тут все совсем плохо.
— Вот потому я сейчас думаю — может, все-таки надо было его удавить? — Монброн подошел к своей кровати, взял с нее шелковый шнурок и проверил его на разрыв— Выдержал бы. А то имелись у меня сомнения.
— Ты только потому его не убил? — уточнил я — Из-за сомнений в крепости шнурка?
— Да нет — Гарольд сел в одно из кресел — Если бы дело было только в этом. Да и руками, если что, можно шею свернуть, это несложно. Просто я так и не решил для себя, в какой ипостаси от него будет больше вреда — в живой или мертвой. Я и сейчас этого не знаю. То ли надо было эту гадину удавить, пока она не ужалила, то ли нет.