Ученики Ворона. Черная весна
Шрифт:
— Нет, — признался я.
— Когда Борн проснется завтра утром, то будет уверен, что ночью реализовались все те причуды, о которых он мечтал весь предыдущий день, — пояснил Два Серебряка. — И будет совершенно счастлив. А я заверю его, что так оно и есть, за что получу от него небольшой приятно звенящий подарок.
Понятно. Дурман это какой-то. Нам про такие вещи наставник рассказывал, правда, применительно к лекарским обязанностям. Ну, если совсем человек плох, то можно его отправить в небытие с помощью подобного зелья. Он уйдет спокойно и безмятежно, без боли и страданий. Правда,
Но, если честно, Унса как-то даже жалко стало. Видно же, что маг он талантливый, сильный, а такой ерундой занимается.
А еще мне в этот момент подумалось о том, что тогда, в доме на берегу моря, он после предложения Гарольда смеялся не потому, что нашел его унизительным, а по какому-то другому поводу. Как по мне, лекарем в знатном доме быть куда приятнее, чем вот таким образом промышлять.
— Так что давай доедай, что на тарелке осталось, и проваливай отсюда, — продолжил свою мысль Унс. — Зелье где-то через час действовать начнет, к тому времени мы должны будем переместиться на второй этаж, в отдельную комнату.
Я глянул на перекрытия потолка, потом на мага. Он кивнул — да, мол, именно туда.
— Рецепт дадите? — полюбопытствовал я, вновь принимаясь за уже остывшего, но все равно очень вкусного ягненка. — Зелья в смысле?
— А чего еще ты хочешь? — ехидно поинтересовался у меня он. — Вот наглец, а! Рецепт ему дай. Сам изобретай, лентяй.
— Ну, нет так нет, — даже не стал спорить я. — Чего ругаться сразу? А другой вопрос можно?
— Валяй. — Маг взял из вазы с фруктами кисть винограда. — Любознательный ты наш.
— Что за место палаты Раздумий?
— Надо же, и услышал, и запомнил. — Два Серебряка отщипнул виноградину, прозрачную как слеза. — Тюрьма это, Эраст. Та же самая тюрьма, только для особ благородных кровей. Находится она в королевском дворце, и попадают туда исключительно те, чью судьбу будет решать сам король.
— Так он вроде судьбу всех преступников решает? — не понял ответа я.
— Далеко не всех, — возразил мне Унс. — На душегубов из подворотни или конокрадов ему наплевать. Там все делают судейские, а он только приговоры подписывает не читая. А то даже и не он. Да тебе ли самому этого не знать?
И вправду, глупость сказал. Нас-то, по сути, без его ведома и приговорили. Правда, тут подкуп место имел, но тем не менее.
— Нет, тут другое. — Унс покрутил головой. — Слушай, куда Борн запропастился? Так вот — тут другое. Речь идет о знати, чья вина в содеянном преступлении сомнительна, не доказана или же доказана, но королю жалко казнить этого человека. Вот они и попадают в палаты Раздумий. За то время, что я тут живу, оттуда на эшафот отправилось всего человек пять. И то только потому, что там по-другому было никак нельзя. Один был растлителем, другой — казнокрадом, третий всю родню ради наследства потравил. Ну и остальные не лучше. Но это уже не правосудие, это политика, их казнить надо было непременно, а то народ не понял бы. И придворные, что важнее.
— То есть если мы туда попадем, то можно за дальнейшее не переживать? — подытожил я.
— Не знаю, — пожал плечами маг. — Я не провидец. Одно скажу — попади вы туда, и смотреть надо в оба. На темных улицах иногда спокойней, чем в королевском дворце. И еще — лучше всего вам там ничего не есть. От яда, знаешь, ни одна охрана не спасет.
В это время к нам вернулся Борн, который, казалось, за время отсутствия захмелел еще больше.
— Мои друзья, — томно просопел он, плюхнувшись на стул. — Как же я вас всех люблю!
— А мы-то! — в тон ему ответил Унс и поднял бокал с вином. — Выпьем за нас, верных и преданных друг другу людей!
— Выпьем, — со слезой в голосе поддержал его Борн. — До дна!
Унс выждал, пока я доем своего ягненка, отправлю следом за ним три пирожка с вишней, которые подали сразу по возвращении Борна, а после сообщил:
— Лютеру, увы, пора.
— Как? — опечалился Борн. — Уже? Я думал, мы еще посидим, поболтаем. Он такой славный мальчик!
— Этому мальчику завтра еще многое предстоит сделать, — мягко, по-отечески объяснил Два Серебряка. — Ой, какой тяжелый завтра у него день будет. Ему выспаться надо.
— Это правильно, — тут же сменил свою точку зрения совсем уже захмелевший брат постельничего. — Это верно. Распорядок дня — прежде всего. Мне моя матушка всегда так говорила.
— Все мамы одинаковы, — встал я из-за стола. — Дядя Борн, спасибо за великолепный ужин и прекрасную компанию. Дядя Унс, до завтра.
— А где ты остановился, сынок? — озаботился вдруг Борн.
— В гостинице, — неопределенно махнул рукой я. — Там.
— Зачем же? — простосердечно удивился толстяк. — В них ведь шум вечно, вонь, клопы… Брр! Переезжай ко мне! Вот прямо сейчас туда и отправляйся. Найдешь моего управляющего, Монта, скажешь, что я велел устроить тебя в гостевых покоях на третьем этаже.
— Пожалей молодого человека, — попросил разошедшегося Борна маг. — Ночь на дворе, а он не местный. Где он будет’ искать твой дом? Вот завтра с утра… — Верно, — вздохнул приятель Унса. — Ночь, ночь, ночь! И в эту ночь всем хочется немного любви!
Зелье явно действовало. Зрачки Борна изрядно расширились, испарина покрыла лоб, а язык ощутимо заплетался.
— Буду, — пообещал я. — Как рассветет — так сразу к вам.
Крепко сомневаюсь, что назавтра он вспомнит мои слова. И это хорошо. Зачем человека расстраивать?
А над Силистрией и впрямь стояла ночь. На небо высыпали звезды, а на улицы — народ. Я так понял, что обитатели Белого города не любят сидеть дома в темное время суток. Что в Центральных королевствах, что в герцогствах, которых я повидал немало по дороге в Вороний замок, подобное принято не было. Как солнце село, так жители сразу поужинали и спать. На улице после заката только стражу да шлюх встретишь. Ну и грабителей, куда без них?
Тут же — шум, гам, особенно на Главной площади. Музыка играет, фонари горят, девушки смеются.