Учись, Сингамиль!
Шрифт:
Об этом частенько задумывался Шига. Он гордился сыном, он уважал его за грамотность, за умение написать все что угодно. Поэтому он не укорял его. А когда встречал грамотного человека, обязательно рассказывал о достоинствах сына.
Случилось Шиге доставить зерно писцу-надзирателю, ведущему хозяйство в храме Нанна. Он рассказал ему о сыне, погоревал, что грамотный, честный и старательный Абуни не может найти достойного занятия.
– Пришли его ко мне, – предложил писец. – Хозяйство храма разрослось непомерно. Мы не успеваем все подсчитать, проверить и записать.
– А велико ли хозяйство? – спросил Шига.
– У нас семьсот ослов, около тысячи овец, сто коров, двести волов и тысяча пятьсот рабов. Наши поля, сады, огороды дают нам обильную пищу для бога. К тому же, по велению великого
– Я пришлю Абуни, – сказал Шига. – Ты будешь доволен. Мой сын очень честный человек, а грамотней его не сыщешь сейчас во всем Уре.
Абуни умылся, надел новое полотнище, получил благословение отца и матери и пошел в храм Нанна. «Экая честь выпала мне, – думал Абуни, подходя к ограде храма. – Самое почетное место в Уре. А работа – одно удовольствие. Буду записывать, сколько собрано зерна, сколько получено за волов, взятых землепашцами для пахоты. Обязательно подгляжу в щелочку – как кормят бога? Мне говорили, что он деревянный, как же он ест?»
Надзиратель Аннабидуг встретил Абуни неприветливо. Грозно посмотрел на него и сказал:
– Прежде всего проверь список живых работниц. Нам нужны люди на жатву ячменя, на сбор овощей и равнение земли руками. Нужны носильщики. Пригодятся мальчики и молодые женщины. У нас не так много мужчин. Пленные последнего похода взяты на воинскую службу. Их обучают метко стрелять из лука, владеть бронзовым топориком и кинжалом. Женщины-носильщики невыгодны, да что поделаешь?
Абуни внимательно слушал хозяина, стараясь понять, что же он должен делать сейчас, сразу же после разговора. Аннабидуг был очень строг. Было страшно спросить что-либо лишний раз. Когда на глиняный стол были положены таблички с именами рабынь, тогда Абуни понял, что сейчас же пойдет в лагерь рабынь и проверит. Абуни пришел в храм на рассвете. Оставалось еще немного времени до начала работ на поле. Он попросил разрешения немедля отправиться к месту сбора рабынь, где обычно шла перекличка.
– Сегодня ты сам проведешь перекличку! – приказал Аннабидуг. – Ступай! Когда узнаешь число живых, подсчитаешь положенное им количество ячменя на ближайшие десять дней. Выдача должна быть завтра.
По спискам женского лагеря вблизи поля числилось сто пять человек. Список был составлен пять месяцев назад. Сколько же рабынь пойдут сегодня на сбор урожая?
У ворот лагеря он увидел небольшую группу полуголых женщин – худых и изможденных непосильной работой. Он принялся вызывать рабынь, называя каждую по имени: «Шадэа, Хуруд, Бираду, Арбиал – откликнулись. Таббау, Умма, Кали… Аннитум – молчание.
– Где они? – спросил Абуни.
– Умерли, – ответила Шадэа. – Твой список очень устарел. По этому списку пять месяцев назад нас было больше ста человек. Сейчас подсчитай…
Абуни насчитал тридцать пять человек.
– Семьдесят умерло? Как это может быть? – Абуни почувствовал холодный пот на лбу. «Кто же будет собирать урожай?» – Как это случилось? – спросил он женщин.
– Нас вели сюда больше месяца по знойной пустыне, – ответила шустрая Шадэа. – Мы страдали от голода и жажды. Слабые не вынесли. Как только стали работать, так пришла к ним хворь.
– Веди их на поле, – приказал Абуни охраннику. – Пойду в лагерь мужчин.
«Возможно ли, что так недолговечны рабы?» – подумал Абуни и вспомнил свое рабство в Дильмуне. Если бы не писец Набайи, его бы давно не было на свете. Голодная жизнь коротка, ох как коротка!
В лагере мужчин числилось четыреста восемьдесят рабов на пятый день прошлого месяца. За это время умерло двенадцать человек. Абуни старательно подсчитал количество
– Призови на поле двести рабов-строителей, – приказал Аннабидуг. – После сбора ячменя отправишь их обратно. Они там работают на кладке стен нового храма. Все запиши, ничего не упусти. Верховная жрица Ликуна хоть и молода, а расторопна. Все любит проверить, обо всем спрашивает. Нин-дада была старше ее по годам, но не так хозяйственна.
Шли дни, и Абуни постигал сложное устройство храмового хозяйства, которое располагало громадными угодьями, большим количеством скота и рабов. Не сразу он постиг премудрости учета. Не раз выслушивал брань и укоры со стороны Аннабидуга. Но терпел. Ведь Шига так гордился своим сыном, ставшим писцом в прекрасном храме бога Луны. «Не каждому выпадет такая честь, – говорил он сыну. – Вот вернется твой друг из Вавилона и порадуется за тебя. Я помню, как он тебе помогал в трудное время. Он настоящий друг, каких мало в Уре. Мне не приходилось встречать таких людей. Бог Энлиль наградил его великими достоинствами». – «Я рад, ты не забыл моего Сингамиля», – промолвил с печалью в голосе Абуни. Ему сейчас очень недоставало Сингамиля. Некому было рассказать обо всем тревожном, что мучило его. Сейчас, когда он оказался во власти сурового и неприветливого Аннабидуга, он жалел о молодом уммиа, который так приветливо его принял и даже похвалил за таблички, переписанные для его учеников. «Спор между Мотыгой и Плугом» запомнился ему навсегда. Хорошее было время, хоть и плата за труд была ничтожная. Что же лучше? Может быть, лучше терпеть нужду и не мучиться так, как он мучается теперь, угождая храмовому надзирателю. Однако как много трудятся, как много всего добывают для бога Луны! Тысячи людей ему угождают, может быть, и он нам захочет угодить? Эта мысль очень понравилась Абуни. Как он раньше не подумал, что, угождая богу, он тем самым способствует своему благополучию. Скорее бы вернулся Сингамиль. Вот с кем он поговорит обо всем непонятном, обо всем печальном.
Все эти дни, пока он знакомился со своими обязанностями храмового писца, он непрестанно думал о рабах, об их жестокой судьбе. Испытав участь раба, он уже не мог воспринимать рабство как нечто обычное. Ему повезло, он избавился от этого несчастья, он свободный человек. Он даже выбирает для себя занятие и хочет, чтобы оно было любимым и приятным. В сущности, ему повезло, он получил почетное занятие в самом большом храме. Другой бы посчитал это за счастье, а он недоволен. Почему?
«Ты не должен так рассуждать, Абуни, – сказал он себе. – Разве ты забыл слова мудреца: „Будь верен своей судьбе“. Твоя судьба – быть писцом в храме Нанна и вести учет работы рабов. Делай свое дело и забудь Эйянацира, грузчиков в Дильмуне, а помни старого писца Набайи. И еще помни, что можно помочь рабу, если очень захотеть. Ведь Набайи захотел и помог тебе. Вот о чем надо помнить, Абуни. Постарайся накормить больных рабынь, которым выдали только половину продовольствия, положенного работающей рабыне. Придумай, как помочь».
Абуни усердно вникал в хозяйские дела храма. Он исправно выдавал надзирателю таблички с цифрами учета. Эти таблички говорили о том, что рабы так недолговечны, так мало живут в неволе, а ведь могут принести пользу прекрасному городу Уру и храму Нанна.
И вот Абуни придумал, как помочь несчастным рабыням. Он сообщил Аннабидугу о больных рабынях, которые смогут поправиться, если показать их лекарю и дать им немного целебных трав. Надзиратель согласился вызвать лекаря и потребовал, чтобы сам лекарь сообщил о больных. Абуни поговорил с лекарем и спросил, может ли он сказать Аннабидугу, что лечение требует полного количества ячменя, какое положено работающей рабыне. Надо каждой выдать по двадцать сила на пятнадцать дней, дать немного настоек, и они быстро поправятся. Это куда выгодней, чем покупать рабов в других городах. Лекарь согласился с Абуни.