Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы
Шрифт:
Он уже вцепился в капитана, закогтил его, потащил к двери. Дюжий капитан не противился исступленному натиску. Он только встряхнулся, когда Гнус его отпустил. Но это произошло уже по ту сторону двери, с силой захлопнувшейся перед его изумленной физиономией.
Артист что было мочи стукнул кулаком по столу.
— Старый хрыч, да вы, верно…
— А вы, мой друг…
Распаленный Гнус двинулся на него. Киперт струсил.
— Заметьте себе… суммирую… поскольку артистка Фрелих пользуется, так сказать, моим покровительством, я
Артист что-то проворчал, но он был явно укрощен и незаметно скрылся. Артистка Фрелих во все глаза смотрела на Гнуса и вдруг расхохоталась; мало-помалу смех ее сделался тихим, ласковым и ехидным, казалось — она раздумывает о Гнусе и о себе самой: почему она гордится человеком, который смешон в ее глазах?
Толстуха справилась со своим гневом и дотронулась до плеча Гнуса:
— Послушайте-ка, старина!
Гнус, отойдя в сторонку, вытирал лоб; он уже смягчился. Ужас тирана, на мятеж ответствующего безрассудной яростью, и на этот раз сломил его.
— Вот, значит, в дверь входит Киперт, а вот Роза, вот тут вы, а здесь я… — Проникновенным голосом она воссоздавала перед ним картину действительности. — А кроме нас, был тут еще и капитан, которого вы выставили. Он вернулся из Финляндии, и дела у него идут что надо, потому что его судно потонуло, а оно было застраховано… Вы небось судна не страховали? Ну, да это не обязательно. Зато у вас разные там духовные дары. Вам надо их показать, вот и все… Розе, к примеру. Понятно? Капитан — малый видный, денежный и девчонке по душе…
Гнус в растерянности поглядел на артистку Фрелих.
— Ничего подобного, — крикнула она.
— Да вы же сами говорили.
— Господи, вот врет-то!
— Может, вы еще скажете, что ученик господина профессора, черный такой, кудрявый, не сделал вам предложения честь по чести?
Гнус взвился. Артистка Фрелих его успокоила.
— Да она со злости все перепутала. Взять меня за себя хочет только рыжий, который похож на пьяную луну. Он граф, но мне от этого толку чуть, я до него не охотница.
Она улыбнулась Гнусу ласково, по-детски.
— Ладно, пусть я вру, — согласилась толстуха. — А что вы мне должны двести семьдесят марок — это тоже вранье, Розочка? А? Видите ли, господин профессор, я в другое время лучше бы себе язык откусила, чем при вас ей про долг поминать. Ну да ведь своя рубашка, как говорится, ближе к телу. А раз уж вы всех отсюда вышибаете, господин профессор, надо бы вам быть потороватее. Бог с ними, с деньгами, я об них не говорю, но ведь такой молоденькой девчонке хочется любви, да и как не хотеть. А у вас… ничего такого не заметно, это вам, видно, и на ум нейдет. И я уж не знаю, что тут — смеяться или плакать.
Артистка Фрелих крикнула:
— Если я сама молчу, так вам уж и подавно нечего соваться, госпожа Киперт.
Толстуха пропустила ее слова мимо ушей. Гордясь своим заступничеством за благоприличие и нравственные устои, она с высоко поднятой головой вышла из комнаты.
Артистка Фрелих пожала плечами:
— Она женщина необразованная, но, в общем, не злая. Ну, да бог с ней, а то вы еще, чего доброго, подумаете, что мы на пару работаем и стараемся завлечь вас.
Гнус поднял глаза. Нет, такое предположение ему в голову не приходило.
— И вообще я ни с кем на пару не работаю…
Глядя на него снизу вверх, она рассмеялась насмешливо и нерешительно.
— Даже с вами… — И помолчав: — Ведь правда?
Ей пришлось несколько раз повторить свой вопрос. Гнус не замечал мостика, который она ему перекинула. Только ее настроение сообщилось ему, и его бросило в жар.
— Пусть так, — сказал он и протянул к артистке Фрелих трясущиеся руки. Она вложила в них свои. Ее пальчики, грязноватые и засаленные, легко скользнули в его костлявые пальцы. Ее пестрое лицо, волосы, искусственные цветы, словно размалеванное колесо, замелькали перед его глазами. Он совладал с собой.
— Вы не должны брать взаймы у этой женщины. Я решился…
Он проглотил слюну. Страшная мысль пронеслась у него в голове: а что, если гимназист Ломан опередил его в этом решении, — гимназист Ломан, отсутствовавший сегодня в классе и, возможно, прятавшийся в комнате артистки Фрелих?
— Я возьму на себя — безусловно и несомненно — оплату вашей комнаты.
— Не стоит об этом говорить, — тихонько отвечала она. — Есть кое-что поважнее. Да и комната у меня недорогая…
Пауза.
— Она здесь, наверху… Хорошая комнатка… Может, хотите взглянуть?
Она потупилась со смущенным видом — как положено девушке, когда ей делает предложение серьезный человек. И удивилась: ни малейшего желания смеяться, и сердце бьется чуть-чуть взволнованно и торжественно.
Артистка Фрелих подняла на него потемневшие глаза и сказала:
— Идите-ка вперед. Не хочу, чтоб эти обезьяны в зале нас сразу заметили.
Глава десятая
Кизелак открыл дверь в зал, сунул в рот свою посинелую пятерню и негромко свистнул. Из зала тотчас же появились Эрцум и Ломан.
— Спеши, друг! — крикнул Кизелак каждому в отдельности и, жестами приглашая их следовать за собой, вприпрыжку направился к лестнице. — Наконец-то!
— Что наконец-то? — равнодушно спросил Ломан, хотя отлично понял, о чем идет речь, и был очень заинтересован этим.
— Они уже наверху, — гримасничая, прошептал Кизелак. Он снял башмаки и стал подниматься по деревянной пологой лестнице с желтыми перилами, которая все равно скрипела. На втором этаже была дверь. Кизелак знал ее. Он прильнул к замочной скважине. Через несколько секунд, не отрываясь от скважины, он молча и энергично закивал головой.