Учитель Истории
Шрифт:
— С кем это ты? — поинтересовался Гибсон, приблизившись. — Я думал, тебя старшой дома оставил. Где ваш третий?
— Это… Это старый мой друган, — Бабушкин покосился в мою сторону, я одобрительно кивнул.
— Да вот, — я отпустил локоть своего пленника и приобнял его за плечи. — Погостить заехал к Тохе на пару дней. А у вас тут такое веселье! Грех пропустить. Кстати, да, Тоха, где наш третий? Забил, что ли?
— Не староват ты для веселья, дядя? — хохотнул Гибсон. — И где твоя маска?
— Нету маски, — признался я. — Я ж не знал…
— Ладно, расслабься, — громобой дружески пожал мне руку. — Развлекайся, сегодня всем можно. Вспомнишь
— Да я ее и не забывал, — в тон ответил я.
— Это правильно… — Гибсон вдруг посерьезнел. — Ладно, хорош трепаться. Погнали, пацаны. Вы с нами?
— Нет, — проблеял Бабушкин, который, кажется, здорово струхнул. — Нам надо…
Закончить он не успел. В соседнем дворе что-то громыхнуло, да так, что зазвенели уцелевшие стекла в ближайших хрущевках. Крики, на секунду стихнувшие, возобновились с новой силой.
— О, запалили таки! — обрадовался Гибсон. — За мной, пацаны!
Секунду спустя мы снова остались вдвоем.
— Пронесло, — прошептал Бабушкин. — Я уж думал…
— Плевать, что ты думал, — я увидел распростертые на снегу тела. — Иди за мной.
Мы подошли к покосившейся перекладине для выбивания ковров. На фоне мутной белизны раскинувшиеся человеческие фигуры казались проталинами, частью пейзажа, просто очень причудливой формы. Я склонился надо одним из них. Похоже, всё.
— Ты сдурел?! — зашипел мне на ухо Бабушкин. — Нельзя оказывать помощь! Вон еще тройка идет, нас сейчас… Ох, слава богу, их отвлекли. Надо идти, куда ты там шел!
— Да, — отозвался я, не узнавая своего голоса. — Пошли.
Заприметившая нас «тройка» была отвлечена выстрелами из окна третьего этажа. Кто-то из местных, яростно матерясь, палил из дробовика. Громобои залегли, укрывшись за чьей-то машиной.
— Я вас, суки, всех положу! Всех до одного! Выходите, падлы!
Воспользовавшись тем, что нас он пока не заметил, мы поспешили удалиться.
В соседнем дворе горели облитые бензином мусорные баки: громобои сгоняли к ним пойманных на улице и выволоченных из квартир людей. Их охраняли вооруженные люди. Мы прошли мимо, я сделал вид, что помогаю раненому товарищу. Как назло, Бабушкин ковылял так медленно, что я просто не мог не разглядеть в деталях всё, что там происходило. Перепуганные люди затравленно оглядывались по сторонам, просили не трогать их. Кто-то пытался возмущаться, но таких быстро «приводили в чувство». Своим открытым лицом я поневоле привлекал к себе внимание, на мне задерживались взгляды. Запоздало сообразил, что кто-то из жителей пытается запомнить меня. Блин, надо бы тоже разжиться громобойской маской!
— Это моя машина! Убери руки от моей машины, урод! Я три года на нее горбатился!
— Твоя машина? — щербатый задохлик в повязке «а-ля черепашка ниндзя», прикрывавшей лишь глаза, радостно осклабился. — Горбатился, говоришь? Вот тебе еще на три ближайших года занятие!
И в ни в чем не повинную легковушку полетел коктейль Молотова.
— Тваарь!!! — не своим голосом завыл мужик. — Это же «БВМ»! Ты понимаешь?! «БМВ»!!! Это моя…
Договорить он не успел: ловким ударом в живот его повалили на землю. К нему кинулась полураздетая жена, запричитала:
— Не трогайте его, пожалуйста… Не трогайте…
— Лучше бы он тебя так защищал, как эту рухлядь, — презрительно бросил поджигатель. — Гоголь, раздай бабам одеяла. Ночь будет долгой. Где взять? В квартирах у них взять, где же еще. Или хочешь себе оставить? А вы куда, черти? Раненый? Ну ладно, идите.
Мы поспешно покинули этот двор.
Через
Бабушкин хромал все заметнее, не до конца зажившая дырка в ноге всё более настойчиво давала о себе знать. Но парень не жаловался, видимо, помнил поговорку про раненых лошадей.
— Возьмешь? — кивнул он в сторону поверженных подельников. — Балаклаву возьми.
Одна мысль о том, чтобы надеть на себя вещь, снятую с трупа, привела меня в состояние ужаса, и я спешно замотал головой.
— Нет… Лучше я так…
— Какие мы нежные, — усмехнулся он. — Голубая кровь.
— Хочешь к ним присоединиться? — вкрадчивым голосом поинтересовался я. — Сейчас устрою. С мотивацией у меня теперь проблем нет. Так что не зли меня.
Он понял, что я не шучу.
Сквер мы преодолели без приключений, однако сразу за ним нам пришлось участвовать в штурме отделения полиции. Вот надо же было так неудачно составить маршрут! Я хотел обойти эту горячую точку стороной (выстрелы были слышны издалека), но едва мы показались на открытом месте, как нас заприметил патруль громобоев. И припахал к «делу».
— Сверху, Саныч, сверху!
— Да не там, правее!
— Голову не высовывай, дубина!
Забаррикадировавшиеся внутри сотрудники правопорядка отбивались из табельных. Палили увлеченно, патронов не жалели. В промежутках между выстрелами они обращались к громобоям с увещеваниями, просили оставить их в покое. Но тем было нужно хранившееся в отделении оружие и боеприпасы, поэтому никакие уговоры не действовали: штурм продолжался с прежней силой. Атакующая группа залегла метрах в тридцати от здания, ее бойцы потихоньку пробирались вперед под прикрытием оставшихся позади товарищей.
— Вы двое, — к нам подлетел местный есаул, без маски, по виду, мой ровесник. — Пойдете с Пахомом. Зайдете со стороны Грибоедова, перелезете через соседнее здание к ним на крышу.
— Может, просто спалить их нахер? — предложил оказавшийся здесь же Пахом. — У нас зажигалки есть.
— Отставить. Нам нужны их стволы. Ментов можете хоть всех положить, а стволы чтоб были у меня. Усекли?
— Усекли, — ответил я.
Как выяснилось секундой позже, единственный.
— Мне не нужен твой базар, — глаз у есаула нервно задергался. — Мне нужны твои руки, ноги и жопа. Выполнять приказ!
— Пойдем, — Пахом хлопнул меня по плечу, но тут обратил внимание на хромоту Бабушкина. — Что это с тобой?
— Ерунда, зацепило, — ответил тот, вопросительно посмотрев на меня: одобряю ли?
— Ему нельзя на крышу, — констатировал есаул. — Бери других.
— Других нету.
— Вчетвером справитесь?
— А есть выбор?
— Короче, решайте сами. Только быстро! — есаул отошел: кто-то из полицейских вызвал старшего на переговоры. Пахом огляделся по сторонам, но не нашел никого подходящего, кого можно было взять с собой вместо Бабушкина.