Учитель Истории

Гафуров Артур

Открывшиеся перспективы Яну, судя по всему, не окрылили.

— Тогда я просто поговорю с мамой. Я пыталась уже, но она и слушать не хочет. Расскажу ей про Юлиана.

— Представляю ее реакцию, — я не смог сдержать смешок. — Мама, я похитила папу.

Яна даже не улыбнулась.

— Не смешно. Что ты думаешь делать дальше? Куда пойдешь?

— В полицию. Расскажу им все, что знаю.

— Глупо. Они отправят тебя в изолятор — до выяснения обстоятельств, — а там с тобой произойдет несчастный случай.

— Откуда такая

фантазия больная?

— А я сама больная. Неделю назад покрасилась, а смотри, уже светлые корни проглядывают. Превращаюсь в блондинку.

— Тогда понятно, — многозначительно протянул я, за что получил тычок под ребро.

— Я серьезно. Не вздумай к ним ходить. Лучше вспомни, что я тебе в пещере говорила. Не надейся на помощь. Ищи их слабое место и бей первым.

— Легко сказать…

Но тут появился тактичный Еремицкий.

— Эй, посетитель, давай закругляйся. Нечего тебе здесь светиться.

— Уже иду, — я повернулся к девочке и подмигнул ей. — Пока, блондинка.

— Ты не идти должен, — не унимался Лев. — А ползти. Как змея — незаметно и бесшумно. Сохраняя покой.

— Это еще почему?

— Потому что драпать тебе надо.

Последние слова были произнесены, когда мы уже оказались в коридоре, и Яна не могла нас слышать. Но вместо того, чтобы комментировать и без того очевидное заявление доктора, я решил спросить у него кое-что.

— Ты знаешь, кто такой Юрьев?

— Нет, не знаю, — ответил он. — Юрьевских знаю, от чьей коллекции у всех крыша поехала. А про Юрьева впервые слышу. Что за Юрьев?

— Понятия не имею, — мы пошли в сторону кабинета маммологии, я обратил внимание, что в больнице непривычно много народу: порой буквально приходилось проталкиваться сквозь плотные людские массы, скопившиеся у кабинетов. — Мне почему-то кажется, что я уже слышал эту фамилию. Не Юрьевский, а именно Юрьев. Но где и когда слышал — хоть убей, не могу вспомнить. Не поверишь, но ощущение, что это как-то связано с Женей. Не с нашим Женей, а с его подружкой.

— Ох, Полиночка… — доктор на секунду мечтательно закатил глаза. — Надо будет как-нибудь позвать ее в ресторанчик.

— Побрейся сначала.

— Тебя забыл спросить. У меня в карманах есть медь — этого вполне достаточно.

— А я слышал от Жени, она не любит бородатых.

— Беда… — Лев жалобно схватился за свою растительность. — Ну ладно, придумаю что-нибудь. Мы ушли от темы. Нахрена тебе вообще этот Юрьев сдался?

— Громобои сказали, — пояснил я. — Что все это время я был невредим лишь потому, что некий Юрьев велел им меня не трогать. Он имеет на них какое-то влияние.

— Определенно, — подтвердил мой бородатый друг. — Раз они его слушаются.

— Я даже подозреваю, что он может быть тем самым заказчиком, по наводке которого начались поиски коллекции. Но теперь он пропал, а без его указов громобои вот-вот сорвутся с цепи.

— Тогда тебе надо у громобоев спрашивать, — пожал плечами Лев. — А ты говоришь со мной, как будто я кто-то другой. Я не громобой. Нужно найти громобоя, понимаешь?

И тут я не сдержался.

— Ты, как всегда, прав, Лёвушка. Твои советы лаконичны и ясны. Вот прямо сейчас пошел и устроил громобоям допрос с пристрастием. Куда пошел? К кому пошел? Кого нашел? Ты лично знаешь хоть одного громобоя? Желательно, чтобы он был слабый или больной — с сильным и здоровым я не справлюсь. И слабохарактерный, чтобы его легко можно было расколоть, не прибегая к пыткам утюгом и нежному засовыванию иголок под ногти. А еще неплохо бы знать его домашний адрес, чтобы взять мерзавца тепленьким, прямо в уютной кроватке. Не громобой, а просто мечта. Скажи мне честно, ты знаешь такого громобоя?

— Хватит, хватит, — Еремицкий замахал руками. — Хватит допекать меня, не то я завою. Слушай сюда. Ты сейчас, Филиппушка, может и удивишься сильно, но есть у меня на примете именно такой громобой, какой тебе нужен. Больной, слабый и с пропиской. И ты тоже прекрасно его знаешь.

Мне потребовалось ровно одно мгновение, чтобы понять, кого он имеет в виду.

— Черт побери! Ты сможешь раздобыть его адрес?

— Пять минут. Только не кричи. И не ругайся больше. Твоя грубость разбивает моё нежное сердце.

— Лев, ты… Ты просто… Я люблю тебя!

— Ну вот, дожил, — Лев флегматично почесал за ухом. — Уже мужики в любви признаются. Нет уж, гарсон, на наших ветвях уже пожухла листва. Пошли в приёмник.

Едва ли подстреленный мною тремя неделями ранее Артем Бабушкин ожидал подобного визита. Перед тем, как открыть дверь, он, конечно, спросил, кто там, но ответ «из больницы терапевт» (подсказанный, кстати, Еремицким) его вполне устроил. Лох, что с него взять.

— Не суетись, кореш. Сдавай назад.

Он и не собирался суетиться. Увидев направленное в его сторону дуло револьвера, парень сразу все понял. И послушно сдал назад. Двигался он тяжело и заметно хромал.

— Я не один, — зачем-то сказал он. — Не надо шмонать, ладно?

— А с кем ты?

Если с дружками, то дело плохо. Придется уходить, несолоно хлебавши, да еще и спринтерскими темпами. Хорошо, что этот придурок не подумал о том же и ответил честно:

— С бабой.

— Где она?

— В комнате.

— Пойдем, посмотрим.

Комнат в квартире оказалось две. Одна, большая, пустовала, зато во второй, поменьше и захламленнее, действительно обнаружилась перепуганная девушка одеждой больше походившая на проститутку, нежели на герл-френд приличного подростка. Лицо, впрочем, смутно знакомое: наверное, из школы.

— Иди в ванную, — велел я ей. — Сиди тихо, и никто тебя не тронет. Только телефон мобильный здесь оставь. И сумочку тоже.

— Хорошо, Филипп Анатольевич, — послушно ответила она.

Надо же, угадал. Знает меня.