Учитель из Меджибожа

Полянкер Григорий Исаакович

Петр Лазутин презрительно смерил его дерзким взглядом:

— Век, век, швайн! Как ты смеешь обращаться к немецкому солдату? А почему ты ему не козыряешь? Где твое «Хайль Гитлер»?! Кто тебя учил?!

Тот чуть опешил, буркнул что-то наподобие приветствия, но не отстал. Приказ есть приказ, и строгий немец обязан отправиться с ним в комендатуру, вон туда, в крайнюю избу.

Разъяренный и оскорбленный до глубины души «немец» неуклюже шагал к шоссе, но и полицай не отставал, требовал свернуть в комендатуру, иначе будет стрелять.

И снял с плеча для острастки

винтовку, кивнул, мол, не задерживай.

А недалеко у стойки стояло несколько подвыпивших молодчиков и три ефрейтора — немцы. Влепить бы болвану затрещину, но поднимать шум нельзя было, те могут услышать, прибегут на выручку. Однако Лазутин понимал, что любой ценой должен избавиться от него, уйти. И он остановился. Улыбаясь, похлопал его по плечу: дескать, правильный ты человек, молодец, хорошо несешь службу. Достав из кармана справку, ткнул ему под нос. Мол, гляди, все у меня в порядке, есть документ с печатью…

Но тот, надувшись, как индюк, пробурчал: «Это хорошо, что есть бумажка, но я неграмотный, читать не умею, и потому надо показать ее коменданту. Тот лучше разбирается. А мое дело выполнять приказ — доставлять задержанных в участок».

От полицая не так просто уйти. А предстать перед комендантом — это полный провал.

Петр Лазутин оглянулся, изучая физиономию надувшегося от важности полицая, спрятал справку, достал из сумки пачку сигарет, попробовал было невзначай угостить его — мол, бери, дружок, турецкие. Но, как ни странно, полицай равнодушно взглянул на блестящую коробочку, брезгливо скривился и сказал, что такую дрянь он не курит… Он любит исключительно махорку или крепкий самосад, к тому же у него нет времени, ему скоро нужно идти в караул, а покамест пусть задержанный не валяет дурака и потрудится пройти с ним в комендатуру, иначе будет хуже!

Досада разобрала Петра. Подумать только, увернулся от гестапо, ушел от стольких опасностей, а тут так глупо попасться идиотскому полицаю! Хочет, видать, заработать железный крест! С каким удовольствием выхватил бы из кармана пистолет и влепил бы в его тупой лоб пулю. Но этого теперь никак нельзя было делать. И он почувствовал свою беспомощность, не знал, как поступить.

Петр Лазутин выкурил уже третью сигарету и все еще ничего не мог поделать с этим типом, который стоял над его душой.

А внизу, по гладкой асфальтовой дороге, сплошным потоком шли машины с войсками. Вот на какое-то время дорога опустела, и за поворотом показался небольшой грузовик. Из кабинки, высунувшись, глядел на «кахве» молодой немец — нижний чин.

«Была не была», — решил задержанный и поднял руку. Машина резко затормозила, остановилась. И Петр поспешил к ней.

Хайль Гитлер! Не смогли бы уважаемые коллеги взять его с собой? Ему срочно нужно добраться до Запорожья. Он выполняет важное поручение начальства…

Сказав, вернее, выпалив это, предложил молодому обер-ефрейтору, сидевшему в машине, и пожилому шоферу турецкие сигареты. Они, не задумываясь, поблагодарили. Собственно, желание закурить и заставило их затормозить возле этого буфета. Все произошло в течение нескольких секунд.

Контакт сразу был установлен. Петр Лазутин на чистейшем немецком языке объяснил, что в этом противном заведении, в буфете, и в помине нет сигарет. Ничего, кроме вонючих котлет и отвратного кофе из жолудей. Он будет рад, если примут у него скромный презент — пачку турецких сигарет.

Оба с удовольствием глядели на шикарную коробочку, а Петр объяснил, что такие сигареты курит его родной дядюшка, генерал Эрих Штокман, который стоит со своей дивизией в районе Запорожья. К нему он как раз и едет. К сожалению, его машина испортилась, и он вынужден добираться чужими… У дядюшки, Эриха Штокмана (они, вероятно, слышали о таком заслуженном генерале, личном друге фюрера), этих сигарет хоть отбавляй. Он Снабжает ими своего племяша.

Они учтиво смотрели на солдата, кивали головой. Кто же не знает генерала Штокмана?! Так это, оказывается, родной дядюшка? Какое счастье, что встретили такого знатного воина… Только пожалели, что не могут отвезти его в самый город, очень спешат. Но километров тридцать, до соседнего поселка, с радостью его подвезут…

— Это отлично! — просиял Петр. — Пусть тридцать. А там я откуда-нибудь позвоню по прямому проводу дядюшке, и тот, узнав, что к нему едет любимый племянник в трехдневный отпуск, немедленно вышлет за ним свою машину. А если не будет занят, то и сам приедет…

Ровно через минуту, пока полицай чесал свою волосатую грудь, Петр уже восседал в кабине грузовичка рядом с оживленным обер-ефрейтором. Тот смотрел на него с восхищением — не так часто встречаешь на фронте племянников видных генералов!

Лазутин облегченно вздохнул. Кажется, пронесло, отбился от мерзкого полицая. Но что это? Мордастый детина вырос перед самым радиатором, машет руками, кричит.

— Что он хочет, этот швайн? — спросил обер-ефрейтор.

— Черт его знает… Какая-то пьяная морда. Тоже, видимо, надо ехать…

Шофер разозлился, высунулся до половины из кабинки и в сердцах плюнул полицаю в лицо, погрозил кулаком. Включил газ, и машина тронулась.

Полицай, отскочив от радиатора, вцепился руками в задний борт грузовика и стал неуклюже лезть в кузов. Машина уже набрала скорость, и Петр (он глядел в заднее окно) был уверен, что полицай сорвется. Но нет! Несколько минут тот настойчиво карабкался все выше и наконец перевалился через борт.

«Вот гадина… — подумал Лазутин. — Никак не избавишься от него! Может испортить мне репутацию, и несуществующий дядя Эрих Штокман не поможет…»

Машина мчалась по ровному шоссе на бешеной скорости. Шофер вез такого важного пассажира, и ему хотелось блеснуть своим мастерством.

Обер-ефрейтор перебрасывался словами со знатным соседом, но тот слушал его рассеянно. Его волновало, что в кузове торчит этот ублюдок. Во что бы то ни стало надо отделаться от него!

— Смотрите, камрады, — отозвался Петр, — какая-то гадина залезла к вам в машину… Подозрительная личность… С белой повязкой полицая, но, наверное, партизан… Видите, какая противная морда… Ну, конечно, диверсант, партизан! Не из тюрьмы ли он бежал? Гестапо, безусловно, разыскивает его!