Учитель из Меджибожа
Шрифт:
К рассвету метель утихла.
В белом лесу царило необычное оживление. Отряд собирался в путь-дорогу. Оставляли навсегда обжитые землянки и блиндажи, подземные склады и все свое немудреное хозяйство. Отряд выбрался из лесных дебрей и отправился в только что освобожденный небольшой городок.
Над ним еще вихрились тучи дыма — догорали дома, избы, магазины, а люди уже выбирались из своих убежищ, подземелий, радостно приветствовали своих спасителей — воинов дивизии, которые их освободили, и бойцов соседнего партизанского отряда.
…Тем временем в чудом уцелевшем доме, на главной улице среди развалин, собрались
Отряд вливался в регулярную армию, и надо было определить всех бойцов, каждый должен занять новое место в строю.
Времени осталось немного. Ждали приказа. Саперы и путейцы, не мешкая, приступили к работе. Им на помощь пришли сотни и тысячи жителей. То, что еще вчера разрушали, теперь надо было спешно восстанавливать. В первую очередь разбитую станцию, полотно, мост. Подразделения приводили себя в порядок после последних сильных сражений. Впереди еще предстояло много боев. Но теперь уже всем дышалось иначе, и на сердце было веселее, радостнее. Советские армии двигались быстро на запад, нанося все новые удары по врагу, изгоняя его полчища из родной земли.
Несколько дней спустя Петр Лазутин, теперь уже опять Илья Френкис, облачился в свой офицерский мундир. Он знал, что путь предстоит еще очень тяжелый, но это его не страшило. Он не искал себе легкой доли, легкой дороги, надеялся, твердо верил, что эта дорога доведет его до Берлина, что его заветная мечта осуществится.
МЕЧТЫ СОЛДАТСКИЕ
В редкие минуты затишья, на коротких привалах, когда вытягиваешься наконец на сырой, исхлестанной дождем земле или зарываешься в мягкий, как пух, снег, во время бесконечных походов и маршей, когда закроешь глаза и заснешь на минуту сном праведника, приходят к тебе мирные сны, ты начинаешь мечтать…
Если открываешь в такие минуты глаза, тебе кажется, что видишь перед собой не огрубевших, закаленных и бывалых воинов — беспощадных мстителей, а нежных детей, мечтателей. Чего только не делают с человеком возвышенные мечты! Солдаты мечтают, на время становятся поэтами, философами, просто очень добрыми людьми…
Да, солдаты, как никто, любят мечтать. Однако не всегда их мечты сбываются. Редко они становятся явью, особенно в такое тяжелое время, когда на земле идут жестокие кровопролитные сражения.
Кажется, еще никогда на долю солдат не выпадало столько испытаний, как теперь!
Враг уже чует, что он обречен, что его ждет полный разгром, что скоро придется расплачиваться своей кровью за все преступления. Он знает, что у русских солдат с ним особые счеты, они уж постараются рассчитаться сполна, за все и за всех — за сожженные города и села, за миллионы невинных жертв, за убитых, замученных детей, жен, стариков, за пленных, сожженных в страшных печах, за расстрелянных на дорогах страданий, задушенных в газовых камерах, за казненных в лагерях смерти, заживо похороненных в ярах и братских могилах. И, чуя это, враг дрожит, как осиновый лист на ветру, цепляется за каждую высотку, за каждый рубеж, за каждую пядь земли. Ожесточенно сопротивляется, стремясь оттянуть день расплаты, отвести от себя карающую руку гнева, любой ценой спасти трусливую душонку.
И чем дальше на запад, все ожесточеннее и упорнее сопротивляются гитлеровцы, они уже наяву видят, как советские воины врываются в Берлин, штурмуют фашистское логово, взрастившее величайшее чудовище — нацизм, затопивший полмира кровью.
Советские армии рвутся вперед, освобождая пядь за пядью родную землю, идут на запад.
В редкие минуты затишья, на коротких привалах, когда бойцы, стоя, прижавшись к стволам деревьев, в обнимку со своими винтовками и автоматами отдыхают, им мерещутся радужные планы, мечтают о скорейшей победе, о возвращении к родным очагам, о встречах с близкими и любимыми, друзьями и товарищами.
Боевой путь вел Илью по знакомым дорогам любимой Украины. Он мечтал, чтобы эти дороги пролегли через подольский край, маленький Меджибож, который навсегда полонил его душу, где прошли его лучшие годы. Может случится какое-то чудо, и он встретится с матерью, с сестрами, друзьями? Все чаще мерещился Киев, Тургеневская улица, где впервые в жизни полюбил он милую девушку Риту. Может, он встретится с пей? Может, его любовь сберегла ее, и она избежала трагической участи многих своих земляков, жестоко казненных в Бабьем Яру?
Бывают ведь в жизни всякие случайности, бывают же чудеса!
Думая об этом, он вдруг почувствовал какое-то облегчение.
Но все же в первую очередь мечтал он дойти до логова врага, до Берлина, и своими глазами увидеть полный разгром фашистского чудовища, мечтал участвовать в этом великом дне возмездия…
Последняя военная зима, подобно зиме сорок первого, выдалась исключительно жестокой, что казалось ему добрым предзнаменованием. Скоро, скоро окончится война…
Колючие морозы и вьюги, нескончаемые снегопады несколько задержали стремительное наступление советских армий. И все же сквозь снежные бури, метель и пургу боевые колонны упорно и настойчиво продвигались вперед. И когда отставала техника, буксуя в сугробах, воины не ждали, а, взвалив ящики с патронами, снарядами на плечи, двигались дальше сквозь снежную бурю. Людей гнали гнев, жажда мести, неудержимое стремление скорее разгромить фашистские когорты, принести народам мир, свободу.
Солдаты настойчиво, неудержимо двигались на запад, все отчетливее видели плоды своего тяжелого и опасного труда, все больше мечтали поскорее возвратиться на родную землю… Приступить там к труду — мирному, созидательному.
Не всегда, однако, сбываются мечты, особенно когда земля еще объята пламенем военного пожара и все вокруг грохочет, рушится…
Дивизию, с которой шел на запад Илья Френкис, перебросили на Балтику… Три дня и три ночи пробивались сквозь пургу эшелоны, спешившие на помощь наступающим армиям. Горько было на душе у Ильи: он отдалялся от дома. Но что поделаешь — война! Чем ближе к фронту, к Балтике, тем мягче становилась зима, стремительнее мокрые ветры. Снег, пожираемый суховеями, быстро таял, чернел на полях и в низинах.
Морозы спали, словно дремучие сосновые леса встали им на пути и сдерживали, заслонив дорогу к холодному мрачному морю.
Все больше давало себя чувствовать тяжелое дыхание неприветливого Балтийского моря с его нескончаемыми порывистыми ветрами и мокрыми снегопадами.
Небо над головой висело сплошной свинцовой пеленой, и непонятно было, откуда взялось в этой толще свинца столько влаги, лопатистые, тающие на лету снега, не успев еще лечь на землю, превращались в неприятное месиво.