Учитель
Шрифт:
Холод тут же обхватил плечи и дунул в поясницу, когда Нечай швырнул полушубок в снег. Он подошел к скамье, повернувшись к толпе спиной – смотреть на любопытные лица удовольствия ему не доставляло – и, пригнувшись, легко скинул рубаху, а когда выпрямился, по толпе прошел ропот – они увидели шрамы.
– Ну? – Туча Ярославич взял его за подбородок двумя пальцами, – благодари бога, что я – не архиерей…
– Спасибо, господи… – быстро проговорил Нечай и поднял глаза к небу, – может, еще кого поблагодарить? – он показал глазами в землю.
От мороза кожа сразу
– Ложись и заткни рот, – боярин оттолкнул от себя его лицо.
– Как прикажешь, – Нечай пожал плечами, – сюда, что ли, ложиться?
– Нет, сюда лицом, к людям. Чего им на пятки твои смотреть?
Туча Ярославич повернулся к нему спиной и нервно прошелся туда-обратно. Нечай поджал губы, руками смел со скамейки снег и, потянувшись, лег голым животом на покрытое инеем дерево.
– Холодная чего-то, – укоризненно сказал он боярину.
– Ты балагана тут не устраивай, – выкрикнул тот и осекся – наверное, тоже разглядел спину Нечая.
– Я? – Нечай хмыкнул и поднял голову, – ты людей собрал, пообещал им зрелище, я просто хочу, чтоб им нескучно было.
Туча Ярославич скрипнул зубами и кивнул дворовым: Нечай не видел, кто сел ему на ноги, а выжлятник и псарь постарше взялись за его запястья, пропустив его руки под скамейкой.
– Боярин! – взмолился Нечай, – Ерему замени, а? Он меня не удержит!
– Я тебя… – прошипел Ерема едва ли ему не в ухо, – я б тебя вообще убил. Желтобрюх умер…
Но Туча Ярославич, подумав, кивнул и позвал вместо Еремы второго псаря, посильней молоденького выжлятника.
– Крепче держите, – посоветовал им Нечай, – я парень здоровый.
Двое егерей, крепких матерых мужиков, с обмороженными батогами – слишком толстыми даже для нещадного битья – встали по обе стороны от скамейки, ближе к ногам. Это хорошо, бить будут вдоль, не поперек: хребта не перешибут, ребер не поломают и внутри ничего не отобьют. Туча Ярославич нарочно выбрал егерей – друзья Фильки, злятся, небось, что Нечай покойников-убийц с руки кормит!
– Ну, с богом! – выдохнул Нечай, – без бога в таком деле никогда не обходится.
От страха хотелось зажмурится, даже тошнило от страха… И от холода по телу пошла дрожь.
– Яшка, врежьте ему хорошенько, – процедил Туча Ярославич, – чтоб охота болтать пропала.
Первый же удар на самом деле отбил у Нечая всякую охоту говорить. И про холод он забыл тоже. Теперь ему хватало силы только на то, чтоб держать рот закрытым: кожа под батогом разъехалась не сразу, Нечай чувствовал, как она ползет в стороны, и как рубец набухает кровью. С одного раза прошибли! Он стиснул кулаки и поплотней сжал дрожащие губы: Туча Ярославич не дождется. Толпа отозвалась вздохом, который прокатился от передних рядов к задним.
Били от души, но редко: знали, что делают – чтоб как можно дольше держать боль на пределе. Нечай крошил зубы друг об друга, и двоим, что держали его за руки, приходилось нелегко. Ерема бы точно не удержал… Кровь поползла по бокам только после второго десятка, зато сразу в несколько ручейков – палки стали попадать
С первых его батогов на архиерейском дворе прошло много лет: Нечай давно научился принимать удары с наименьшими потерями – на выдохе, расслабив спину. Но это не сильно помогало: разве что кости не крошились… Да на морозе… Желание избавиться от боли любой ценой предательски рвалось наружу, становилось невыносимым; жалость к себе комом встала в горле, и страх кричал изнутри: убьют, ведь убьют! Они же люди, неужели они не понимают! Нечай покрепче сжал губы и зажмурил глаза еще плотней.
– Да что ж вы делаете! Он же живой человек! – раздался отчаянный бабий крик из толпы. Похоже, кричала Федькина мать, и Нечай был с ней совершенно согласен.
Толпа подхватила ее крик глухим, нарастающим рокотом.
– Хватит! – выкрикнул мужской голос.
– Довольно уже! – поддержал его другой.
Нечай едва к ним не присоединился и прижал лицо к скамейке, надеясь заткнуть себе рот. Ну хватит же! Правда, хватит! Еще немного, и слезы польются из глаз!
– Перестань, боярин! – кричали издалека, но в голосе появилась нескрываемая угроза.
– Кончай эту бодягу! Довольно! – крикнули с другой стороны, не менее угрожающе.
Толпа волновалась все сильней, и ее шум быстро перекрыл тяжелый свист батогов: бабы завывали, как по покойнику, а мужики ругались матерно и грозно. Туча Ярославич молчал, и егеря продолжали полосовать Нечаю спину с той же силой, только чаще – испугались, что им не дадут закончить. Нечай в кровь царапал ладони ногтями, и вжимался в скамейку из последних сил, когда толпа, подбадривая себя криками, сдвинулась с места.
– Хватит, – коротко бросил Туча Ярославич егерям.
Нечай жалел потом, что не видел лица боярина в ту минуту – ведь испугался, сволочь! Нечаю отпустили руки, и кулаки со всей силы ткнулись в снег, достав промерзшую землю. Нечай не сразу заметил, как его трясет, и что челка от пота прилипла ко лбу. Каждый раз, когда батогам не удавалось вырвать из него ни звука, он считал себя победителем. Но теперь что-то было не так…
– Туча Ярославич, уходить надо, от греха… – прошептал над головой Ондрюшка.
– Успеем, – бросил ему боярин.
Нечай долго не мог шевельнуться, дожидаясь, когда боль станет хоть немного терпимой. Ему не хотелось вставать на глазах у дворовых и Тучи Ярославича. Мишата прав… Выглядел Нечай, наверное, жалко. В школе у него имелась дежурная фраза на этот счет: «Ничего так всыпали, правда?» У других парней это неизменно вызывало одобрительный гогот. Когда он понял разницу между школьным наказанием, и наказанием для разбойника, шутить ему расхотелось. А теперь он и рад был бы сказать боярину что-нибудь едкое, но в голову ничего не приходило, да и язык не ворочался. Валяться тут, как раздавленный червяк на дорожке, да скрипеть зубами – вот и все, на что он способен. И со скамейки встать сил нет… Нечай зажмурился, стиснул зубы, рывком оттолкнулся и сел. Больно… Черт возьми, просто невозможно больно… И кровь полилась в штаны.